– Что это? – Я достала руку из кармана и протянула Знату.

– Ключ.

– От чего?

– От этого места. Я же говорил, что делаю все, чтобы ты смогла уйти, это тебе поможет.

Фома напротив нас всхрапнул и поднял голову.

– Милуетесь? – спросил он и сально улыбнулся, за что получил от нас два хмурых взгляда.

– Пора двигаться. – Знат поднялся. – Та тварь скоро догадается, куда мы сбежали, и пойдет следом.

– А это Ладный лес, что ли? – Фома поднялся, почесывая бок, и осмотрелся. – Ты куда нас завел, колдун?

Знат промолчал. А я не знала, что такое Ладный лес, поэтому просто пожала плечами. У меня было ощущение, что Фома проснулся слишком рано. Мне явно что-то не успели рассказать. Но надо было идти дальше. Опять куда-то идти.

Какой-то день сурка, в котором перемещаешься из одной точки в другую.

Чехарда мыслей вернула меня к Юре. Я попыталась понять, что именно чувствую по поводу его смерти. С одной стороны, мне его жалко. Но так, как бывает жалко бомжа или старушку, на ролик с которыми натыкаешься в интернете. Никогда не знал, а тут немного рассказали историю, и уже сочувствуешь. Причем уже через пять минут забываешь, что это была за история, успел переключиться на следующий ролик.

– Жалко Юрца, – подал голос Фома. Надо же, не только я прокручивала в голове чужую смерть. – И хоть мы ни фига не знакомы, а все равно жалко. Такого конца никому не пожелаешь.

Мы молча согласились.

Костер остался далеко за спиной и, кажется, потух, стоило нам уйти с поляны.

Знат вывел нас на тропу. Сначала снег был глубоким, я проваливалась в белое покрывало по колено, потом по щиколотку, а потом и не заметила, что спокойно иду по твердой поверхности. С каждым шагом снег становился серее, пока не ушел полностью в черный. Вместо деревьев вокруг снова были своды тоннеля и еле светящиеся лампочки.

– Как-то я пропустил тот момент, когда мы снова спустились в метро, – озадаченно почесал затылок Фома.

Знат посмотрел на меня.

Такой переход бывает во сне, когда локации меняются одна за другой, но ты не видишь, в какой момент это изменение происходит. Еще более толстого намека сложно было придумать. Поляна была частью тоннеля и, получается, частью сна.

Значит, этот мир с колдовством и странными существами мне снится. Я так обрадовалась этому факту.

Я просто еще не просыпалась! Сейчас ночь закончится, прозвенит будильник или, если я сплю в метро, меня на станции растолкает дежурный.

Я резко остановилась, Фома даже не успел затормозить и влетел мне в спину.

– Твою мать, Яна, предупреждать же надо!

Я посмотрела на Зната, в сумраке его лицо немного светилось.

– Я же сплю.

Это был не вопрос: сейчас я четко поняла, что сплю. Знат молчал; я не могла понять, о чем он думает, но это было уже без надобности. Ведь я сплю, это сон, и красивый парень с серыми глазами мне снится. Очень яркий сон.

– Ладно, это сон. Для тебя – сон.

– Не рушь мою уверенность, – севшим голосом сказала я.

– Не буду.

– Может, хватит ворковать? – Фома недовольно переминался с ноги на ногу. – За нами вроде какая-то тварь шла, а мы тут тормозим.

Он пошел вперед по тоннелю, периодически ворча в никуда:

– Куда вообще это выходит? Думаете, по этому тоннелю мог сбежать убийца?

Знат закатил глаза:

– Давай проясним еще один момент, а то ты никогда не догадаешься.

– Может, не сейчас? – осторожно сказала я.

– Потом не будет времени.

– Чего? Вы о чем? – Фома вернулся к нам.

В полумраке тоннеля я почти не видела его провалившихся от усталости глаз. Зато очень ярко блестело лезвие топора. Дурацкого, невозможно пугающего топора.

– Как думаешь, что случилось с городом?

– Ну, официально…

– Не официально, а как ты думаешь?

– Слушай, Егор, что ты от меня хочешь? Я уже говорил, что думаю и зачем я здесь.

– Меня зовут Знат.

– Ага, еще скажи, что ты всех убил.

– Ну не всех.

Фома хотел пошутить, но осекся. Поперхнулся воздухом и согнулся от кашля. Выпрямился, на темных глазах блестели слезы.

– С таким не шутят, колдун.

– Похоже, что я шучу?

Фома молчал.

Я почувствовала, как воздух в тоннеле стал свежее, лица коснулся легкий ветер.

– Выход близко.

Разрядить обстановку не получилось. Эти двое стояли и буравили друг друга глазами. Фома молчал, собирая картинку в голове, Знат ждал.

Меньше всего хотелось увидеть, как Фома наконец соображает, что к чему, а потом топор оказывается в голове Зната. Я больше не сомневалась, что Фома может убить, уже видела, как он это делал.

– Давайте выйдем отсюда? – жалобно попросила я.

Оба разом повернули головы ко мне и синхронно кивнули.

– Пока идем, рассказывай, что случилось с городом, утырок, – грубо заявил Фома, потряхивая топором.

– Пришло Лихо.

– Да то, что беда пришла, это мы в курсе.

– Ты не понял, – перебил Знат. – Не какая-то эфемерная беда, а Лихо, сама суть беды.

– Таких тварей не существует. – Голос Фомы разом сел. – Это все сказки. Как Великий дуб, избы, открывающие пути в другие миры, и прочая фантастика.

– Ты только что спал в Ладном лесу, он тоже сказка?

– Я не понимаю. Не понимаю!

Фома обхватил голову руками, уронив топор. Лезвие звякнуло о каменный пол, стены отразили звук, и все стихло.

Но потом нам в спину прилетел свистящий шепот: то самое Лихо зашло в тоннель.

– Яна, выводи нас, – сказал Знат.

Я знала, что мы там увидим. В конце тоннеля не было никакого снега, февраля, капризной зимы, которая как дальние родственники: приезжает на пару дней, выпивает все соки и уезжает далеко за полночь. В конце тоннеля было огромное золотое поле. От поля пахло пылью, солнцем и дождем. И это поле ждало Зната.

Я быстро пошла туда, откуда дул ветер, задела ногой упавший топор, вздрогнула.

Знат тащил ошалевшего Фому.

– Тоже мне великий мститель.

Невозможно было удержаться от ехидного комментария. Особенно когда на пятки наступало Лихо.

Фома зло пыхтел, мигали лампочки, по ногам пробегали какие-то мелкие существа, природу которых я в темноте не могла разглядеть. А потом лампочки разом погасли, и нас ослепило поле.

* * *

Знат принадлежал полю. Все его детство прошло среди золотых ростков пшеницы, все сказки, которые ему читал дед, гуляли вокруг полевых жителей. Поле кормило, поле укрывало, поле пугало.

Дед запрещал ходить в поле ночью. Говорил, что ночное поле так же опасно, как ночной лес. Но категоричные запреты без объяснения причин действуют всегда