–Так нам сюда? – удивленно покрутил головой Серега, уставившись на плотно задвинутые ворота. – А как же мы пройдем?

На что Людка спокойно и невозмутимо ответствовала:

–Да это только спереди забор высокий, а если зайти сбоку, – курица перепрыгнет.

И первая бесстрашно устремилась во тьму.

Мы с Серегой и Костиком, еще немного потоптавшись у запертых ворот под фонарем, гуськом двинулись за нею. А что нам еще оставалось делать в нашем дурацком (кстати, по моей милости) положении?

Глава VIII

Пока мы брели вслед за Людкой по глубокому и довольно грязному мартовскому снегу, алкогольные пары под воздействием малозагазованного подмосковного воздуха улетучивались из нас с такой скоростью, что уже метров через двести Серега озадаченно крякнул:

–Что-то я слишком трезв для таких приключений!

Мне очень хотелось сказать, что я тоже. Но я прикусил язык, памятуя, что идея забраться в эту глухомань принадлежала мне. А что по данному поводу думал Костик, мне было неинтересно: если на то пошло, я его за собой не звал, он сам увязался. Вероятно, вполне отдавая отчет в двусмысленности собственного положения, Костик ничего и не говорил, только сопел.

В конце концов, ведомые Людкой, мы и впрямь очутились перед участком забора, по высоте немногим превосходящим верхушки местных пусть и просевших, но все еще вызывающих уважение сугробов. Взгромоздившись на ближайший из них и обхватив руками ствол стоящего рядом дерева, Людка первой перемахнула через довольно-таки условную ограду, мы тупо, как роботы, последовали ее примеру.

–Это близко, – уже потом, отряхивая с сапог снег, бросила она, вероятно, имея в виду дачу своего бывшего дружка – любителя собственных какашек, и в этот момент мы услышали неумолимо приближающийся собачий лай.

–Это что, охрана? – Вскричали мы с Серегой дурными голосами.

– Не знаю, – вздрогнула Людка, – раньше здесь всего один дедок был, божий одуванчик…

Лай тем временем становился все явственней и отчаянней, затем к нему присоединились и громкие возгласы, и в какое-то мгновение мы все, не сговариваясь, бросились назад: через забор и сугробы, и дальше, не разбирая дороги…

Не знаю, что чувствовали при этом другие, а мне казалось, будто я не бегу, а лечу, как в детстве, во сне, преодолевая препятствия без каких-либо усилий, одним порывом воли. Вероятно, мы неслись так довольно долго, после чего, опять же не сговариваясь, резко остановились, осознав, что давно уже не слышим ни лая, ни криков. Что еще более удивительно, при этом мы не только не валились с ног от усталости, но даже не запыхались!

– Да-а, хороший кросс мы дали! Со школьных времен так не бегал! – с изумленной гордостью произнес Серега.

А потом мы стали буквально наперебой пересказывать друг другу особенно яркие эпизоды нашего позорного (или отважного?) бегства, захлебываясь от спорадического хохота и избытка чувств. Людка, заметно помолодевшая в ходе забега, смеялась громче и заливистее всех, поэтому я с большим удовольствием как бы невзначай приобнял ее за талию, а она, что особенно приятно, отнеслась к моему маневру вполне благосклонно. Не знаю, сколько бы продолжалось такое наше всеобщее веселье, если б Серега не прервал его озабоченным возгласом:

– Стоп, а где Костик?

Мы с Людкой огляделись (я при этом продолжал ее осторожно тискать): Костика и впрямь поблизости не наблюдалось, что, впрочем, меня ничуть не расстроило, о чем я тут же Сереге и заявил:

– Что ты так о нем переживаешь? Найдется, не маленький!

– А вдруг его схватили? – запаниковал мой дружок.

– Ага! – подхватил я почти радостно, – Убили и скормили злобным волкодавам, чтобы сэкономить на собачьем корме!

– Да ну тебя! – отмахнулся от меня Серега и, сложив ладони рупором, начал громко взывать. – Костик! Костик!

Мы с Людкой переглянулись и составили Сереге компанию. Я тоже кричал «Костик!», причем нарочито жалобным голосом, а Людка обращалась к пропавшему Серегиному приятелю длинно и почти официально: «Константин!». Толку, правда, от нашего коллективного выкликания было с гулькин нос: Костик так и не отозвался.

– Придется искать. – нахмурил брови Серега.

– Уж не предлагаешь ли ты вернуться? – осведомился я.

– А ты предлагаешь его бросить? – отрикошетил встречным вопросом Серега.

– Ладно, пошли, – кивнул я, не отнимая руки от Людкиной талии.

И мы жидкой цепью двинулись в обратном направлении, силясь припомнить, где и когда он мог от нас отстать. По всему выходило, что это было в тот самый драматический момент, когда мы перебирались через забор коттеджного поселка. А потому вывод напрашивался неутешительный: скорее всего, Костик попал в руки наших преследователей, а, значит, помочь ему и не оказаться в том же самом положении, будет нелегко. Осознав эту трагическую реальность в полной мере, я попытался довести ее до Сереги, но тот ничего не желал слушать. Хорошо, решил я, снова заслышит собачек – сам образумится, хотя перспектива второго за час марафона меня по понятной причине не вдохновляла.

Какова же была моя радость, когда наша пропажа обнаружилась примерно в полпути от дачного поселка, в котором проживал Людкин любитель собственных какашек. Кстати, то, при каких почти фантастических обстоятельствах мы нашли Костика, так живо врезалось мне в память, что разбудите меня через двадцать лет (если я столько проживу, в чем сильно сомневаюсь) посреди ночи и назовите его имя, я буду биться от приступов хохота до утра. Так вот, нашли мы его безмятежно спящим, сидя верхом на довольно высокой полуразрушенной ограде непонятно чего, которую мы втроем в ходе недавнего забега благополучно обогнули. А, Костик, судя по всему, решил взять приступом, но не рассчитал, что именно в этот момент его сморит крепкий сон.

Какое-то время у нас ушло на немое созерцание открывшейся перед нами картины. Еще минуту или две после обретения дара речи мы дружно недоумевали, как можно было заснуть в таком положении, и лишь после этого принялись тормошить Костика. Тот очнулся не сразу, а открыв глаза, долго смотрел на нас с таким недоумением, словно увидел зеленых человечков.

В итоге с забора мы его стащили, а вот поставить на ноги так и не смогли: Костик все время валился на бок и свертывался в калачик с такой ловкостью, словно позвоночника у него не было вовсе. Пришлось нам с Серегой волочь его на себе. Разумеется, большого удовольствия мне это не доставило, а потому я всю дорогу ворчал на Серегу и язвительно интересовался, откуда он берет таких приятелей.

– Он что у тебя Скорцезе или, на худой конец, Эйзенштейн, чтобы я из-за него пупок развязывал? – пытал я своего дружка.