по своему обыкновению, в этой дискуссии не участвовал, но мысленно был на стороне матери. По причине, о которой уже поминал выше: мертвым уже ничего не нужно, а живым надо быть скромнее, не выпячиваться без особого повода. Тем более, на свете, и помимо кладбища, много мест, где можно продемонстрировать свои материальные возможности.

В итоге могила у отца получилась больше похожая на клумбу, вся усаженная цветами и с большим кустом сирени в головах. Сейчас, правда, вся эта красота дремала в мокрой земле вместе с отцом, дожидаясь своей поры, когда сквозь кроны кладбищенских деревьев пробьются косые солнечные лучи.

Мы с матерью присели на совершенно сухую к моему удивлению скамейку в оградке и затихли, точно сами умерли. В стороне глухо шумела трасса, по которой москвичи неслись на свои дачи, а в глубине погоста робко и неуверенно распевались какие-то птицы, то ли уже успевшие прилететь с юга, то ли остававшиеся здесь с осени…

– … Послушай, Петя, я давно хотела у тебя спросить, – нарушила тишину мать, и я сразу почувствовал, что зря она это затеяла. – Эта девушка, Оля, кажется, ты ничего о ней не знаешь? Как ее жизнь сложилась?

– Не знаю, – я, наклонившись, поднял с земли ветку и стал равнодушно тыкать ею в бугорки слежавшегося снега.

– А я все чаще ее вспоминаю, – мать продолжала развивать тему, которая, как ей, вероятно, представлялось, была для меня болезненной, в чем она на самом деле глубоко ошибалась.

– Ма, ну зачем ты об этом? – поморщился я и ткнул веткой в пожухлый сугроб с такой силой, что она сломилась посередине.

– Ах, Петя, –мать то ли вздохнула, то ли всхлипнула, –мне кажется, мы так виноваты, так виноваты перед тобой…

– Ма, ну не нужно, –буквально взмолился я.

Но, видимо, она долго собиралась с духом, прежде чем начать ворошить эту давнюю историю, а потому должна была выговориться:

– А если ребенок все-таки был… Или есть?

– Ой, да ладно тебе, – я смирился с тем, что мне придется испить эту чашу до дна, – какой ребенок? Если там что-то и было, она наверняка сделала аборт. Ни она первая, ни она последняя…

– Ой, что ты говоришь, что ты говоришь, Петя! – мать грустно покачала головой, но больше ни слова об этом ни сказала.

Мне стало ее безумно жаль. Бедная, ну зачем она так переживает о том, что случилось так много лет назад? Еще, небось, и Алку укоряет за то, что она проявила тогда особенное рвение. Выследила Ольгу возле общежития и устроила разнос под лозунгом: «Ничего у тебя не выйдет, милочка!»

Я же со своей стороны по прошествии лет склоняюсь к тому, что из этой затеи ничего не вышло бы и без Алкиного с матерью участия, и по большому счету я должен их благодарить за приложенные тогда усилия. Тем более что они не были такими уж титаническими, и прояви я характер – я бы своего добился. Но я его не проявил и, по сути, предпочел отсидеться за их юбками. Мне даже не пришлось принимать решения, все сделали мать и Алка, сплавив меня от греха подальше к двоюродной тетке в Калугу. А причина всего лишь в том, что Ольгу я не любил, и между нами не было ничего сколько-нибудь романтического. Тем удивительнее, что я сделал ее лирической героиней романа, который я сейчас наскоро обстругивал по заказу дьявола в лице Кирилла из издательства «Дор».

Еще немного посидев, мать поднялась со скамейки, сказала свое ритуальное «Ну, до свидания, мой хороший», и мы двинулись в обратный путь. А когда мы были уже за оградой, невзначай (точно невзначай, потому что про это она ничего не знала) обронила:

– Настя приезжала, в гости заходила…

А вот это был удар, я даже пошатнулся, и теперь уже мать подхватила меня под локоть, решив, что я поскользнулся. Настя… Моя фантомная боль… Единственная из бывших подружек, с которой я не поддерживаю никакой связи, в том числе и виртуальной, хотя в моем почтовом ящике есть ее электронный адрес, и она сама мне поначалу писала из своей Ирландии. И сейчас я мог бы в любой момент послать ей весточку, поплакаться, пожаловаться на приближающуюся старость, но только теоретически. Осуществить это на практике было бы слишком больно. Мне так ее не хватало в этой жизни! И ровно поэтому я ей не писал и не искал с ней встречи. Притом что с той же Ольгой, которую я бы, наверное, не узнал, попадись она мне на улице, я бы запросто возобновил приятельские отношения, будь у нее желание.

– У нее все хорошо, – меж тем сообщила не ведающая о моих муках мать, – хорошая девочка, солнечная. Спрашивала про тебя, привет передала.

– Спасибо, – с трудом шевельнул я губами, проклиная свое воображение, которое тут же подсунуло мне картинку по случаю: «солнечная» Настя сидит в Алкиной гостиной, пьет чай и рассказывает про свои прогулки по Пикадилли, или что там у них в Ирландии? Мамочка, расположившись напротив, внимает ей и расспрашивает про житье-бытье с мужем-бизнесменом. А я в это время корчусь у себя в Замоскворечье на диване, не в силах ее забыть.

Слава Богу, больше о Насте мать ничего не сказала, но и того, что она уже успела, мне хватило, чтобы почувствовать себя простреленным навылет. А уже в конце пути, на подходе к дому, она преподнесла мне новый сюрприз, тихо промолвив:

– У Анатолия есть любовница.

– Алка знает? – задал я заведомо глупый вопрос. Откуда бы сама мать про это знала, если не от Алки?

Что, собственно, и подтвердилось. А вот дальше наша родственная болтовня потекла в совсем уже неожиданном русле.

– Ты должен с ним поговорить! – заявила мать.

– О чем? – опешил я.

– Как о чем? Ему нужно дать понять, что нельзя так поступать с женщиной, которая посвятила ему всю свою жизнь.

– Ну да, она посвятила, кто бы спорил, но этот глагол в прошедшем времени, ты не заметила? – вырвалось у меня непроизвольно. – И вообще, пусть они сами разбираются. Он что, разводиться хочет?

– Да нет, что ты, – испуганно возразила мать, – и ни о чем таком разговора, слава Богу, не было. Но женщины всегда знают, когда у мужа кто-то есть…

– Ах, ты про это! – отмахнулся я. – Тогда зря вы переживаете. Анатолий мужик денежный, было бы странно, если б на него не вешались девицы. Хотя, на месте Алки, я бы держал этот процесс под контролем, что, судя по всему, она и делает.

– И все же,