— Может быть, тебе сразу съедать всю кашу, которую я приношу? — спросил тот, выслушав пса.

— Я не люблю сразу съедать. Мне нравится сделать перерыв, погулять, подумать. И потом, почему я должен менять свои привычки из-за какой-то нахалки?

Довод был сильный и папа задумался. На следующий день он вышел и затянул вход в вольер сеткой, оставив только небольшой узкий и, главное, низкий проход. Совриголова, наблюдавшая за этим недружественным жестом с крыши сразу все оценила. Это был шах и мат. Залететь внутрь еще было можно — на бреющем полете в полуметре над землей, но вот дальше — схватить кашу, развернуться и вылететь обратно — об этом можно и не думать. Значит, терялось единственное преимущество — скорость. Арчик усмехнулся в усы, увидев растерянность своего противника и, помахивая хвостом, отправился пройтись по участку. Ворона тоскливо оглядела окрестности, взмахнула крыльями и отправилась на разведку. Буквально в нескольких минутах лета обнаружилась прекрасная помойка. Совриголова с радостным вскриком кинулась вниз.

— Стой! Куда! — раздалось хриплое карканье за спиной. К ней летели четыре крупные вороны.

— На помойку, а что, нельзя? — вздернула клюв Совриголова.

— Проваливай, а то так накидаем, до весны не забудешь! Это наша помойка, — каркнули вороны.

— Где это написано, что ваша. — продолжала хорохорится Совриголова, тем не менее уже не так уверенно закладывая вираж над мусорным баком.

— Ишь, хитрая! Да сейчас каждый клочок расписан. Мы все лето, всю осень тут сторожим. Крыс прогнали, порядок навели, а она, глянь, является на все готовое. А ну проваливай.

И вороны двинулись на нее клином, как немецкие рыцари. Совриголова отступила.

— Подумаешь, следили они. Сторожили они. Я может тоже летом сторожила что-нибудь. Так ведь не каркаю об этом на каждом углу.

Она полетела дальше — к автобусной остановке, потом к ларькам на станцию, затем в парк. Всюду было занято. Даже в парке, куда дети специально приходили кормить птиц, Совриголове не повезло. Кормушки были или слишком легкие из бумажных пакетов и не выдерживали веса крупной птицы, либо в них были специально сделаны такие узкие двери, что ворона никак не могла туда протиснуться. В единственной же годной столовой уже обедали такие отъетые белки, что Совриголова не рискнула соваться. В этот день она заснула совсем голодная. На следующий день ворона расширила радиус поиска. Она без устали прочесывала окрестности, но весь ее улов составила только черствая горбушка, которую удалось отбить у сойки. О, как жалела Совриголова о своей беспечности! Как ругала себя.

— Надо было тоже прибиться в какой-нибудь коллектив летом. Сейчас бы жила с товарищами, вела совместное хозяйство на обжитой помоечке. Глупая я глупая, — бубнила ворона устраиваясь на колких, расползающихся в разные стороны ветках своего недовитого гнезда.

Утром шел дождь со снегом. Арчик проснулся до рассвета, обежал вверенную его попечению территорию. Протявкал приветствие соседскому псу, сделал зарядку и потрусил к вольеру. Краем глаза он заметил ворону. Та тоже уже проснулась и как обычно перелетела со своей стороны на балку над входом. Пес сел, и стал делать вид, что вычесывается, в то же время внимательно присматриваясь к своей недавней противнице. Ворона сидела, встопорщив жидковатые перья, зябко переступая с лапы на лапу и изредка похлопывая себя крыльями по тощим бокам. Мокрый снег иногда захлестывал под навес, и тогда Совриголова начинала трястись и отплевываться. От всей наглости не осталось и следа.

— Эй, ты, как тебя? — позвал Арчик.

— Вы мне?

— Тебе, тебе. Больше-то никого нет.

— Меня зовут Совриголова, но, вообще то, мне нравится имя Людмила.

— О, как, Людмила. Хорошее имя. Лети сюда.

— А вы меня не укусите?

— Не имею такой привычки, — заверил пес.

Ворона подлетела и несмело присела на дощатый помост вольера рядом с собакой.

— Иди, поешь, смотреть больно, до чего стала тощая, — мотнул тот головой.

Ворона накинулась на кашу. Она ела, ела, ела, ела, ела, наконец, когда живот стал похож на теннисный мяч, она вылезла из миски и снова плюхнулась на помост.

— Спасибо! — каркнула она

— Что уж. Давай рассказывай, как дошла до воровской жизни?

— Молодая была, глупая, — закаркала ворона, — Только танцы на уме, да веселье. Ни гнезда не свила, ни запаса не запасла, ни друзей, ни пропитания. А тут зима. Что делать?

— Так, понятно. И как жить думаешь?

— Не знаю. Мне б до лета дотянуть. Там-то я за ум возьмусь.

— Ладно, пристрою тебя к делу. Хочешь у нас на огороде сторожем работать? А то от вашего брата птиц я того, не очень могу. А ты, вроде крепкая, бойкая.

— Не сомневайтесь! — кинулась к нему Совриголова. — На мой огород ни один разбойник не проберется! Да я, да у меня!

— Разошлась, — усмехнулся пес. — Поверю тебе. Живи честно. Кушать приходи утром и вечером. Да не по-воровски, а нормально, как сейчас. Поговорим, посидим. Хорошо?

Так и пошло. По весне стало понятно, что кашу ворона ела не зря. Действительно, отвадила Совриголова с огорода всех хулиганов.

— А ну кыш, — кричала она, кружась над дачей. — Тут моя территория! Я заняла! Я охраняю! Кар!

И птицы улетали. А что? Все по-честному.

А, кстати, гнездо Совриголова (или, как мы ее зовем, Людмила) в конце концов себе сделала из старой корзины.

Как зайка Мита забыла ключи

Мита, как и многие одаренные звери была очень рассеяна. Многие люди удивляются, как это так ученый знает сотни сложных теорем или, скажем, химических формул, и при этом совершенно не помнит об элементарных вещах — пугает номера трамваев, теряет шапки, уходит из лома в тапочках, хотя на улице дождь, и так далее. А меж тем все очень просто. Вот попробуйте читать в уме стихи и одновременно вспоминать дату рождения собственной бабушки. Ничего не получится — либо одно, либо другое. Либо ты сосредоточен на сложном эксперименте, либо помнишь, куда положил карандаш. Мита, была сосредоточена на экспериментах. Потому в первый же год обучения в Университете она забыла в транспорте два зонтика, перчатки, сумку с тетрадями (ее потом вернули), и торт, который она намеревалась съесть в общежитии с Фросей и Ляликом. В неизвестном направлении исчезли шарф, щеточка для шерсти и полосатый носок. Кроме того несколько раз Мита терялась сама, уезжая в дальние дали на неправильно выбранных автобусах и троллейбусах. Но все меркло перед проблемой ключей. Мита постоянно их забывала или теряла. Отчаявшись, она приделала к батарее веревочную лестницу, чтобы в случае чего, можно было