Шрифт:
Закладка:
– Что есть, то есть… – признала я и вдруг спохватилась, уцепилась за промелькнувшее в ее речи слово: – Ты сказала, что она что-то прячет на территории?
– Ну да…
– А что это за территория такая?
Тут Саша огляделась, понизила голос и проговорила замогильным голосом, каким девчонки перед сном рассказывают друг другу страшные истории – про черную руку, про мертвый автобус:
– Это тут неподалеку такое место есть, там когда-то, очень давно, секретный институт был. Он много лет назад закрылся, и теперь туда никого не пускают, называется запретная территория. А у нас ее называют просто – территория…
Тут она снова повысила голос и продолжила насмешливо:
– Только про эту территорию все у нас знают, и туда все лазят, кому не лень и кто ходы знает.
Тут я насторожилась, речь явно зашла о том месте, где я недавно побывала.
– «Волна и частица»? – проговорила машинально.
– Во-во! Видишь, даже ты про эту территорию знаешь!
Тут я небрежным тоном задала Саше вопрос, который меня очень интересовал:
– А забор вокруг территории давно построили?
– Всегда был, – девчонка смотрела удивленно, – сколько себя помню, и до Дашкиного рождения тоже был, и папка рассказывал, что они пацанами тоже туда лазили…
Я отогнала от себя мысленное видение, как я иду, прихрамывая, мимо ржавого шлагбаума, подхожу к зданию с выбитыми окнами… Ладно, об этом я подумаю потом.
– А стена вокруг этой территории сплошная? Или где-то есть проходы, раз туда все лазят, как ты выразилась?
– Да сплошная стена, только свои знают, как через эту стену пробраться.
– И ты знаешь? – прищурилась я.
– А то! Мы туда с пацанами ходим, с Витькой и Васькой. Там иногда кое-что интересное найти можно…
– То есть эту стену давно построили?
– Да говорю, что давно! Она всегда была, уж старая совсем, бетон трескается…
Вот интересно…
Саша говорит, что стена была всегда. Но когда я попала на территорию субботней ночью – никакой стены не было, был только ржавый шлагбаум, который я легко обошла.
Снова подступают эти мысли, никуда от них не деться. И нехорошо как-то от них становится…
– А можешь ты меня туда провести? – тем не менее спросила я.
– А тебе зачем? Ах да, – девчонка опустила глаза, – вещи твои в машине…
Откровенно говоря, утраченные вещи меня не слишком беспокоили, сумка со мной – да и ладно, как говорит тетя Муся – еще наживем, было бы здоровье.
Тут пришло сообщение от Андрея:
«Ну, ты идешь? Пришел Мартынов, хочет с тобой поговорить. Быстрее давай!»
Ага, конечно, спешу и падаю!
Если пропуск не пропал, да и сумка у меня, то за каким чертом мне тащиться в полицию и свидетельствовать там в пользу Андрея? Да еще и Мартынов этот может привязаться – где я сама была все выходные, а мне и сказать нечего.
В общем, пусть они все идут лесом!
Так я и написала Андрею, после чего пошла к стойке, чтобы расплатиться, потому что Лизавета крикнула, что закрывается на прием товара и чтобы мы пошевеливались. Да, сервис в этом Мелихове явно не на высоте.
У Лизаветы за стойкой работал маленький телевизор без звука, шли новости, причем те же кадры, что я смотрела утром, про убийство в коттеджном поселке «Голубой ручей».
Мелькнула давешняя девица с микрофоном, потом тот самый красноносый мужик, вот провели Валентину Павловну в наручниках, а потом показали во весь экран портрет лысого мужчины с тяжелым квадратным подбородком.
Фотография была черно-белая, и выражение у мужика было такое, что сразу видно: снимают его на документы.
– Что там такого увидела, что так удивилась? – спросила Лизавета, принимая у меня деньги. – Знаешь его, что ли?
– А кто это?
– Да тот самый, которого давеча в «Ручье» зарезали! Как его… Кулаков.
– Зарезали? – ужаснулась я. – А ты откуда знаешь?
– А я, по-твоему, где работаю? – усмехнулась она. – У меня напротив что находится? Правильно, ментура. Эти с утра три раза приходили кофе пить, так что я все подробности знаю.
Она перевела дыхание и проговорила драматическим тоном:
– Зарезали его кухонным ножом, и Анька опознала тот самый нож, что у нее на кухне был. А была там только та баба, которую как раз и взяли тепленькую.
– А что она там делала-то? – Я постаралась, чтобы в голосе моем не было особой заинтересованности.
– Да вроде по работе к нему приезжала, заработались допоздна, она и осталась на ночь. А что уж они там не поделили, черт их знает… Богатые тоже плачут! – традиционно закончила она.
На экране снова показали фотографию убитого, и лицо его показалось мне смутно знакомым. Ну, это уж точно глюки, с ним я нигде не могла встречаться.
Я сказала Саше, чтобы вывела она меня через черный ход, чтобы из полиции никто не увидел.
Лизавета выпустила нас без слова.
На улице у меня в сумке задергался телефон, поставленный на вибровызов. Ясное дело, звонит Андрей, так что можно не отвечать. Но звонила тетя Муся.
– Тетечка Мусечка, я скоро буду! – затараторила я. – Ногу не натруждаю, сижу себе в машине, все хорошо!..
– Да ладно, – отмахнулась она, – делай как знаешь! Слушай, ты, когда уходила, ничего такого насчет Нюськи не заметила?
– Нет, а что? Вроде все как всегда с ней было…
– Да понимаешь, она все твои шмотки перемерила, джинсы отрезала не понять как, говорит, сейчас так носят…
– Ой!
– Тебе смешно, – вздохнула тетка, – но это еще не все. Побежала в парикмахерскую и обстригла там волосы.
– Да что ты? – ахнула я всерьез.
Говорила я уже, что волосы у моих теток всегда были хорошие, в молодости просто прекрасные и сейчас неплохие, мне бы такие.
Только тетя Муся стрижет их коротко, так что когда отрастают, они встают дыбом, как иголки у рассерженного ежа. А тетя Нюся за своими волосами ухаживает очень тщательно, краску берет только «золотистый блондин» и либо скручивает их в тугой узел на затылке, либо распускает локонами.
– И какая у нее теперь стрижка?
– Асимметричная, – мрачно ответила тетя Муся, – на одну сторону все зачесано. В общем, как говорится, фик-фок на один бок, да еще и перьями выкрасилась.
– Ну, хорошо еще, что не в ядовито-розовый цвет она покрасилась. Или в ультразеленый…
– Типун тебе на язык! – рассердилась тетка. – Тебе бы все хаханьки! А я вот думаю, может, это деменция так проявляется?
– Да она
