еще вывернула запястье.

Лахудра вскрикнула от боли и упала на колени.

А я как следует ударила ее по шее, чтобы на какое-то время отбить желание продолжать драку, и повернулась к ее коренастой темноволосой подружке.

Та быстро сориентировалась, подобрала валявшуюся на земле утыканную гвоздями доску и устремилась на меня, явно намереваясь приложить этой доской по голове.

Мне такое развитие событий не улыбалось, и я плавно отступила в сторону, выставив ногу так, чтобы она оказалась на пути незадачливой коротышки.

Та, естественно, не заметила подножку и с размаху грохнулась в грязь лицом.

Я еще пнула ее под зад, так что девчонка проехала по грязи.

В это время белобрысая очухалась, вскочила и оценила ситуацию.

Теперь они были не вдвоем против одной, а двое на двое, к тому же я только что показала, что неплохо умею драться, и такой расклад ей явно не нравился.

– Валим отсюда быстро! – крикнула белобрысая и бросилась наутек.

Ее подружка с трудом поднялась, размазывая грязь по лицу, осознала, что осталась одна против двоих – и побежала, прихрамывая, следом за белобрысой.

А жертва их нападения, проводив посрамленных хулиганок торжествующим взглядом, повернулась ко мне и проговорила смущенным голосом:

– Э… спасибо. Ты… вы… меня сильно выручила. То есть выручили. То есть я бы, конечно, и сама справилась, но…

– Ну, конечно! – Я усмехнулась. – Справилась бы, как же!

– Нет, ну я говорю – спасибо тебе… вам… – Девчонка окончательно запуталась в местоимениях. – Хочешь, я тебя кофе угощу?

– А что – хочу! То есть я заплатить-то и сама могу, но кофе с тобой выпью. Там, за углом.

– У Лизаветы, что ли?

– Ну, наверное, я с ней еще не познакомилась.

Мы вернулись в заведение «Уютный уголок», взяли по чашке кофе и устроились за столиком на улице, благо погода располагала.

У меня были кое-какие планы на эту рыжую девчонку, и в соответствии с этими планами я усадила ее в уголок у стенки, а сама села так, чтобы перекрыть ей путь к выходу.

Она села, ничего не сказав.

И тут я пристально взглянула на свою новую знакомую и проговорила твердо:

– А теперь колись – откуда у тебя эта сумка?

Девчонка в первый момент вскочила и попыталась дать деру, но я, как уже сказано, перегородила ей дорогу.

Она плюхнулась обратно на стул, испуганно озираясь по сторонам.

– Еще одна попытка, – проговорила я строго. – Говори, откуда у тебя эта сумка?

Конечно, я примерно представляла, как моя сумка оказалась в этом поселке городского типа, но не могла представить, чтобы вот эта рыжая пигалица промышляла угоном машин. Да и, честно говоря, хоть я и не самого лучшего мнения об Андрее – все же не верила, чтобы он запал на такую малолетку и дал ей себя охмурить. Это уж совсем надо без головы оказаться…

– Откуда у тебя эта сумка? – повторила я.

– Сумка? – Девчонка испуганно прижала сумку к груди. – Известно откуда. Хахаль подарил.

– Ой, не смеши меня! – Я и правда прыснула. – Если у тебя и есть хахаль, то самое большее, что он тебе дарил, – это мороженое в сахарной трубочке!

Девчонка состроила обиженную морду.

– Ну, уж и мороженое…

– На что-то большее у него просто денег нет. Мама ему на карманные расходы дает копейки.

– Ой, да ладно, много ты про нас знаешь! Ты же старая, тебе небось больше тридцатника.

– Ну, это уже тебя не касается. И не пытайся увести разговор в сторону. Еще раз спрашиваю – откуда у тебя эта сумка?

– А тебе-то что?

– А то, что сумка эта моя.

– Гонишь! Почему я тебе должна верить?

Тут девчонка вспомнила, что я ее только что выручила, помогла отбиться от двух хулиганок, и смутилась:

– Ну извини, я, конечно, тебе благодарна, но насчет сумки ты, по-моему, заливаешь…

– Ах, заливаю? А вот смотри… – Я взяла сумку у нее из рук (она сопротивлялась, но вяло), расстегнула ее, заглянула внутрь…

Как я и подозревала, кошелька внутри не было. Там была моя помада, тушь для ресниц и пудреница. Но я искала не это, хотя косметика валялась просто так, а была в косметичке. Очень, между прочим, красивой, тетя Нюся подарила ее мне на прошлый Новый год, сама вышила золотое сердечко на черном бархате. Тетка моя обожает всяческое бессмысленное рукоделие – вышивку золотыми нитями, изображение пейзажа путем наклеивания листочков и семян растений, плетение браслетиков и тому подобные вещи. Но косметичка мне понравилась. Да, очевидно, кому-то она тоже понравилась…

Я открыла среднее отделение сумки и подцепила замшевую накладку, под которой было потайное отделение, где я хранила пропуск и банковскую карточку.

На мое счастье, это отделение никто до сих пор не нашел, и пропуск с карточкой были на месте. Я вынула пропуск и показала девчонке фотографию:

– Видишь? Это ведь я.

– Ну, похоже… наверное, и правда ты… – нехотя согласилась она.

– Значит, сумка действительно моя, или ты и дальше будешь спорить?

– Ну, твоя… – снова согласилась она.

– И я ее забираю.

– Ой! Меня Дашка убьет…

– Так… и кто же такая Дашка?

Глаза девчонки забегали, потом она потупилась и наконец проговорила:

– Сестра моя… зараза та еще. Я у нее эту сумку взяла ненадолго, пока ее дома нет. Поносить… перед девчонками похвастаться. Но если я ее на место не положу… Дашка меня убьет. Она такая. Она может.

– А у нее откуда эта сумка? – спросила я, хотя и без того знала ответ. Ну, может, за вычетом каких-то мелких подробностей.

– Ну, я точно не знаю… – замялась девчонка.

– Говори, что знаешь. И кстати, как тебя зовут?

– Саша… Александра.

– Ясненько. А я Лида. Вот и познакомились. А теперь говори…

– Да что говорить-то… она, Дашка, часто разные вещи приносит.

– Откуда берет?

– Известно откуда. Они с Генкой, с хахалем ее, водителей ловят. Дашка на дороге голосует, а Генка подальше в кустах прячется. Дашка, она красивая, водилы на нее клюют, останавливаются, сажают в машину, а она им дает кофе с какой-то дурью. Водила выпьет, отключится – и тут они с Генкой его грабят, Генка машину в гараж загоняет и разбирает на детали, а Дашка себе берет вещички что поприличнее…

– И откуда же ты это все знаешь?

– А я что – дура? Кое-что она сама по пьяни разболтала, об остальном я догадалась…

– Да, как я посмотрю, ты и правда не дура…

– А то! – Девчонка расслабилась от моего обманчиво приветливого голоса, а еще от того, что выложила все самое трудное, и теперь ей просто хотелось поболтать.