быть использованы против вас.

Предупредил или нет, я все равно не в состоянии составить внятное предложение. В шоке иду с ними обратно по коридору в вестибюль. Дебби разговаривает по телефону, но не сводит с меня глаз. Я поворачиваюсь к Тернеру.

— Могу я объяснить…

— Я уже проинформировал вашу коллегу, — перебивает он меня.

И вот я сижу на заднем сиденье машины, и мы едем по улицам Кентиш-Тауна. Для детективов это обычный рабочий день, а я — лишь очередной подозреваемый, однако самого меня ужасает буквально каждый аспект происходящего. Мы прибываем в участок, где меня оформляют, а затем подвергают унизительным процедурам снятия отпечатков пальцев, фотографирования и взятия мазка на ДНК. Я имею право на телефонный звонок, вот только кому мне звонить, что говорить?

Наконец, меня препровождают в комнату для допросов, в которой вскорости появляются и оба арестовавших меня детектива. Тернер вновь напоминает мне о праве хранить молчание и уведомляет, что все сказанное мною будет записано и может быть использовано против меня.

Покончив с формальностями, он задает первый вопрос:

— Вы помните, где находились вечером 12 февраля прошлого года?

— Нет, конечно же.

— Подумайте как следует, мистер Нанн. Это важно.

— А вы сами-то можете вспомнить, где были в этот день? Что за нелепый вопрос!

— Согласно поданному заявлению, в этот день около восьми вечера вы явились по названному камденскому адресу и изнасиловали Шантель Грейнджер.

— Кого-кого?

— Шантель Грейнджер. Это имя ничего вам не говорит?

— Абсолютно ничего!

— Вы уверены?

— Уверен. Никогда не слышал о ней, и я со всей ответственностью заявляю, что совершенно счастлив в браке. У меня и в мыслях нет переспать с другой женщиной, не говоря уж об изнасиловании.

— То есть вы отрицаете, что когда-либо встречались с Шантель Грейнджер?

— Категорически отрицаю.

Детективы переглядываются, и Тернер открывает заготовленную папку.

— Мисс Грейнджер знает вас, мистер Нанн. Собственно говоря, она была пациенткой вашей клиники.

— Во-первых, у нас не клиника, а во-вторых, пациентов у нас нет, поскольку мы не оказываем медицинских услуг. Мы — благотворительное учреждение, и у меня клиенты, которых я консультирую в качестве психотерапевта.

— Прошу прощения. Тем не менее, согласно заявлению мисс Грейнджер, вы были ее психотерапевтом и однажды, после непристойного предложения на одном из сеансов, заявились к ней на квартиру. Получив отказ, как утверждает мисс Грейнджер, вы вышли из себя, затолкали ее в спальню и изнасиловали.

— Полнейший бред.

— Что именно?

— Все!

Детектив перелистывает страницу и разворачивает папку ко мне. Затем, предварительно сделав замечание под запись, спрашивает:

— Мистер Нанн, вам знакома эта учетная карточка?

Я смотрю на листок бумаги.

— Как видите, согласно указанным на ней сведениям, мисс Грейнджер был назначен прием у вас.

— Я… Я совершенно не помню, что встречался с ней. Поймите, ежегодно я консультирую сотни клиентов.

— Мы навели справки в вашем учреждении, и нам подтвердили, что вы проводили с мисс Грейнджер два сеанса.

— Повторяю, я не помню этих сеансов и уж точно не заявлялся к этой женщине на квартиру.

— Но вы признаете, что встречались с жертвой?

— Что? Нет… Возможно, но точно сказать этого не могу.

Отказ от адвоката внезапно представляется мне глупой ошибкой. Но так я поступил, будучи уверенным в собственной невиновности и, следовательно, в полном отсутствии улик против меня.

— Мистер Нанн, а не могли вы позабыть и другие события?

— Вы допускаете, будто я изнасиловал одну из своих клиенток, а потом это просто вылетело у меня из головы?

— Некоторые лица действительно вытесняют из памяти преступления, особенно когда отрицают их совершение.

С меня довольно. Я старался сотрудничать, наивно полагая, что подобное поведение послужит доказательством моей невиновности. Не получается.

— Детектив, позвольте мне предельно четко заявить, что я никогда не домогался мисс Грейнджер и никогда не посещал ее квартиру. И уж точно не насиловал ее. Понятия не имею, почему она выдвинула столь ужасное обвинение, но оно абсолютно ложное. Я отказываюсь отвечать на дальнейшие вопросы, поэтому, если у вас нет доказательств, помимо голословных утверждений психически больной женщины, я хотел бы вернуться к работе.

Несмотря на мое заявление, Тернер продолжает задавать вопросы. На все я отвечаю одинаково: «без комментариев». Так продолжается еще с полчаса, и в конце концов детектив объявляет об окончании допроса.

— Полагаю, теперь я свободен?

— Пока нет. Вас отведут в камеру, и по вашему аресту будет вынесено решение.

— Вы собираетесь упрятать меня за решетку?

— Это ненадолго.

— Да хоть на пять минут — это возмутительно!

— Не сомневаюсь, мистер Нанн, что вы всецело понимаете необходимость серьезного рассмотрения данного обвинения. Подобно вашему учреждению, мы обязаны соблюдать все процедуры и формальности.

— Разумеется, вот только мы не прячем под замок невиновных!

Тернер встает, и меня отводят в камеру, игнорируя мои протесты. Нет убийственнее звука, чем лязг запираемой металлической двери. И нет более тягостного ощущения, чем оказаться в комнатке три на три метра без настоящего окна и с унитазом из нержавейки в углу.

Оставленный наедине с собственными тревожными мыслями, я принимаюсь расхаживать туда-сюда по кафельному полу. Мой гнев переключается с детективов на Шантель Грейнджер. Как бы ни напрягал я память, сеансов с ней вспомнить не удается. Вполне возможно, что я действительно принимал ее, но одно лишь имя, без лица, ни о чем мне не говорит. И, кто бы она ни была, ее мотивация мне совершенно непонятна. Пускай в данный момент я и заключен в камеру, улик против меня точно нет, так что об осуждении не может быть и речи — да, я все-таки верю органам уголовного правосудия. Почему же она так поступила? Если она обращалась в «Здравый ум», значит, страдает какими-то нарушениями психики, которые, вероятно, еще обострились.

Проблемы людей с серьезными психическими заболеваниями я понимаю как никто другой, вот только в данный момент мне крайне затруднительно обнаружить в себе хоть толику сочувствия к мисс Грейнджер.

Часов или мобильника у меня нет, и потому следить за ходом времени не получается, по ощущениям же мое заточение длится уже целую вечность. Наконец, является детектив Гринвуд и препровождает меня в кабинет, откуда начался мой кошмар.

— Вы освобождаетесь под обязательство явки, — сообщает мне другой детектив.

— Что это значит?

— Мои коллеги займутся дальнейшим расследованием. Через две недели вы обязаны вернуться сюда.

Он вручает мне листок с разъяснением условий моего освобождения.

— Это же просто верх нелепости, — бормочу я. — Вы сами-то понимаете это?

— Сэр, не в моих обязанностях определять, кто виновен, а кто нет.

Жаловаться сержанту-охраннику бессмысленно, и я молчу, сдерживая гнев. Мне возвращают личные