Шрифт:
Закладка:
— Да что еще за план Б такой? — начал злиться Сигурд.
— А вот сейчас и узнаешь, муж мой, — снова улыбнулась Леутхайд. — Только скажи своим олухам, пусть ящики не ломают. Ключи-то все равно у меня. И вот еще что! Нужно надеть доспех. Еще до полудня они пойдут на вылазку.
— Зачем это им вдруг понадобится? — подозрительно посмотрел на жену Сигурд. — Не нужно им никуда не выходить. Знай, поливай кипятком наши головы да отбивай приступы. Не полные же они дурни. Я бы на их месте ни за что за ворота не вышел.
— У них просто не останется другого выхода, муженек, — улыбка Леутхайд стала и вовсе ослепительной. — Ведь я ужасно соскучилась по горячей воде и мягкой постели.
Глава 8
Через несколько часов местность у ворот Кантваребурга было не узнать. В двух сотнях шагов от них даны построили какую-то загородку из бревен, которые нашли в округе, а внутри этой самой загородки под командой Леутхайд, кряхтя и поминая пса Гарма, змея Ёрмунганда и прочую нечисть, воины взгромоздили на треногу катапульту. Они собрали ее из деталей, лежавших в ящиках. Ко всеобщему изумлению, молодая жена конунга знала в этой штуковине каждый болт и явно умела с ней обращаться. Леутхайд возилась около катапульты, переодевшись ради такого случая из роскошного плаща с соболиным воротником в простую армейскую шинель легионного образца, со вшитыми в ткань стальными пластинами. На голове ее красовался шлем, украшенный золотой чеканкой, и был он ничуть не скромнее, чем у ее мужа, конунга.
— Так! — говорила она себе под нос. — Этот цилиндр надеваем сюда, а этот — сюда. Ворот — вот сюда! Жилы натянуть! Готово!
— Откуда это у тебя? — задал невероятно глупый вопрос Сигурд. — И почему мне ничего не сказала об этом?
— Это мое приданое, — терпеливо пояснила Леутхайд. — Кто мне его дал, ты и сам знаешь. А тебе я ничего не сказала потому, что это добро должно было лежать до крайней нужды, чтобы никто и не знал о нем. А ты, муженек, по пьяному делу враз бы всем разболтал.
— Ясно, — с непроницаемым лицом ответил Сигурд, который правоту своей жены признал. Скрытность не относилась к числу его достоинств. — Пойду парней строить. Думаю, ты права. Долго они так не высидят.
Последний ящик был вскрыт, а в нем, как Сигурд и предположил, лежали глиняные шары со слезами Хель, про которые брат рассказывал ему без остановки. Он пробил ему всю голову этими шарами. Ведь именно так он получил почетную кличку Горелая борода: когда сжег ромейские корабли у Равенны. Сигурд даже сплюнул от нахлынувших воспоминаний. Слушать эту историю было интересно только первые раз четыреста.
Юты на стенах смотрели на происходящее с нескрываемым любопытством и гоготали в голос. Им, сидящим в тепле и сытости, было ужасно весело. Они уже пересчитали корабли и пришли к обнадеживающему выводу: их самих почти столько же, а это значит, что взять Кантваребург приступом у данов не получится, как ни старайся. Они все полягут под ударами топоров и мечей. Впрочем, веселье ютов изрядно поуменьшилось, когда они услышали грудной женский голос, не лишенный, впрочем, некоторой приятности.
— А ну, в стороны все, бездельники! И молитесь богине Хель, чтобы дала нам милость свою. Сигурд, поджигай!
Раздался глухой деревянный стук, после которого в сторону города полетела странная точка, которая, не достав самую малость до края стены, превратилась в глиняный шар и ударилась о камни, расплескавшись огненными брызгами.
— Двигай на два шага вперед! — раздался все тот же голос. — Чуть назад! Еще немного! Поджигай, муженек! Мы сейчас этим дерьмоедам покажем!
Следующий выстрел стену преодолел и ударил прямо перед каким-то домом, образовав огненную лужу. Раздались крики ужаса, ведь странные шары полетели один за другим, а крыши в городах северной Европы делали тогда из камыша и соломы. Да и сами города строили из дерева, за исключением местной базилики и парочки зданий, случайно уцелевших в пламени варварского нашествия. Даже дома знати были деревянными, ибо дерева и глины было много, а каменотесов — мало. Да и холодно в таком доме на юге Британии. Холодно и сыро до безумия. Море ведь рядом. Дожди идут без конца, а влажные, липкие туманы несут с собой черную плесень. Так что после десятка выстрелов в Кантваребурге уже горело несколько домов, огонь с которых весело перескакивал на соседние крыши, благо стояли они тут почти что стена к стене. Сигурд, услышавший многообещающие вопли и увидев панику среди осажденных, многие из которых побежали тушить город, проревел:
— Лучники! Вперед!
Сотня норвежцев из северных фюльков[15], каждый из которых с детства охотился на оленей, выдвинулась вперед, спешно натягивая тетиву на луки. Даны, в отличие от них, луки не признавали, считая их оружием труса, но прикрывали товарищей своими щитами, на время позабыв про мелкие разногласия. Они потом разберутся, кого примет Один, как храбреца, а кого нет. Сейчас у них нашлось дело поважнее. Норвежцы засыпали стрелами стену, а воины на воротной башне попрятались, отвечая лишь изредка. Стрелы снизу летели густо и метко, да и странная баба со словенским арбалетом в руках уже сразила двоих из них. Стрелы же, летевшие в нее, вязли в странном плаще с рукавами, какого в этих землях еще не видели.
— Руби ворота! — проорал Сигурд и бросился туда впереди всех, первым же ударом проломив толстую доску. Его топор вошел в дерево почти до обуха. Трое самых могучих воинов с уханьем рубили ворота, меняясь каждые пару минут. Казалось бы, еще немного, и конец…
— Прижмись! — завизжала Леутхайд, увидевшая, как на башне двое воинов, укрытых щитами, устроили неприятную глазу суету. — Кипяток! Сигурд, да прижмись же ты к воротам, дубина!
Они успели. Первый поток кипящей воды упал совсем рядом, лишь слегка обрызгав данов, прижавшимся к тем самым воротам, которые только что так старались сломать.
— Рубите! — закричала Леутхайд, застрелив из своего арбалета еще одного воина-юта. — Их там нет!
— Да ни хрена! — заорал Сигурд. — Сейчас вылазка будет! Брус снимают!
Северяне построились быстро, встав по родам и кораблям, во главе со своими ярлами. В центре встал Сигурд с братом, окруженные отборными воинами в
