— Тогда еще вот это возьму… — Жалобно, но твердо, потребовала нахалка.

Дядька-продавец недовольно махнул рукой. День у него сегодня был не особо удачный, ну к концу торговли хоть какая-то выгода.

— Бери.

Ударив по рукам, они, довольные полученным, разошлись. Мина заторопилась обратно, а старьевщик пошел запирать свою лавку.

8 глава. Ограбление

Обратно в замок, она неслась так быстро, что обгоняла не только конные экипажи, но кажется, и летящих в небе птиц. Уже темнело, и нужно было успеть попасть за ворота, до их закрытия. Не хотелось ей вызывать лишние подозрения, барабаня потом в двери и прося впустить её, на ночь глядя. Будет слишком много разных «зачем?» и «почему?». К счастью красавчика и других не было видно, они наверняка уже давно ушли греется в свою сторожку. Только угрюмый бородач, копался у стены. Но он был так занят, что не заметил пробежавшую мимо девушку.

Натягивая на ноги непривычную одежду, она, путаясь в юбке, прыгала то на одной ноге, то на другой. Было очень неудобно одеваться, не снимая верхнее облачение, но оборотень пристально и с раздражающим любопытством, наблюдал за своей тюремщицей. И Мина копошилась под плащом, словно в палатке. Она могла бы затушить факел, но наверняка оборотень, как и обычные волки, видел в темноте. «Новые» штаны оказались довольно свободными и чтобы они не свалились в саамы ответственный момент, их пришлось подвязать обрывком бечевки.

— Отвернись! — Беспомощно прикрикнула на узника девушка, когда взялась за рубашку. Но он даже не повел бровью, только глаза ярче загорелись.

Она перевела дух, сбросила плащ и потянула подол платья вверх. Сзади тяжко вздохнули. И громко глотнули. Понятно, аппетит разгулялся. Кто хочешь, проголодается, когда свежее мясо мельтешит перед глазами. Но догола ей раздеваться не пришлось, спину прикрывала тонкая сорочка и рубашку она одела сверху. Потом, стуча зубами от холода, быстренько надела куртку и шапку.

— За дровами! — Бодро скомандовала себе девушка и рванула на выход.

Оглядываясь по сторонам, чтобы не натолкнутся на кого-нибудь из дворовых, она принесла в погреб три большущих охапки, порубленных уже, дров. От беготни тело согрелось и даже немного вспотело. Уже не кукожась, а довольно бодренько, она отправилась к конюшне.

Все заперто и тишина. Отлично… Боковая дверца «для своих», предательски громко скрипнула. Мина низко присела, почти упала на снег и прислушалась. Кажется никого. А сердце билось где-то в пятках.

— Что ты, трусиха, будешь делать, когда потащишь в подвал печь? — Задала себе вопрос девушка. — Если уже сейчас от каждого скрипа, готова умереть.

И она заставила себя подняться и ступила в серые сумерки. Во избежание трясущихся ног и подгибающихся коленок Мина запрещала себе продолжать мысль:

— «Что если меня поймают?» — Пусть это останется для неё тайной.

Потолок конюшни была застелен досками до середины, и над стойлами можно было рассмотреть стропила высокой крыши. Лестница наверх, нашлась в углу, прямо под открытым люком. Она была такой длинной и массивной, что сдвинуть её с места одному человеку, наверняка, было не под силу. Когда Мина взобралась почти на самый верх, от быстрых движений махина стала пружинисто покачиваться, от чего у девушки захватило дух. Высота была большая, намного больше комфортной высоты её роста, на которой она привыкла находиться. И трусливая душонка запросилась вниз, на землю. Но трезвая голова велела: вперед, и тело нехотя продолжило карабкаться к небу.

Высунув голову из люка, она огляделась. Доски были разложены по всей поверхности. Тут было из чего выбирать. Длинные, короткие, сосновые, дубовые, грубо обработанные и гладкие как зеркало. Они манили Мину и будто сами напрашивались:

— Воруй, не робей!

Она выбрала три, метра по два длиной. Гладенькие и пахнущие елочкой деревяшки, сложились загребущими пальчиками в стопочку, у самого люка. И вот новое препятствие. Спускать с ними по лестнице у неё не хватит духу. Слабое сердце, уже на втором заходе разорвется от страха. Да и чем их держать? Зубами? Она на минуту представила себя с зажатой во рту доской. Совсем не похожа на лихого пирата идущего на абордаж, зато сильно смахивало на жадного бобра. Нет, так не пойдет, нужно что-то другое.

Она завертелась и стала высматривать выход из трудного положения. Он отыскался внизу. Между последними стойлами была сложена огромная куча сена. Вид у неё был мягкий и манящий, он совсем не изменился, когда на него рухнула первая часть будущей кровати. Вторая также мягко легла рядом. А вот третья нарушила мирную тишину грубым «бумс». Но нервы девушки уже привычные к атмосфере криминала, подъослабли и лишь слегка натянулись. Дело сделано! Тащи домой свою добычу, трудяжка бобр, честным воровством ты заслужила себе постель!

Печь колесила по задворкам замка неохотно. К ночи мороз спал, и липкий снег накручивался на неё как белье на отжимной ворот. Пальцы сильно мерзли и немели от соприкосновения с мокрым снегом. По черным следам на белых боках печки Мина поняла, что кожа на ладонях лопнула до крови. Но это ничего, вот нагреемся у жаркой печи и полечим свои многострадальные десницы. Она кряхтела, толкала, падала в снег, поднималась и снова катила свою снежную бочку вперед. К тюремным дверям добралась большущая куча. И Мина словно кладоискатель, вырубила лопатой из её недр, железную сердцевину.

— Фууух. — Вытерла она рукавом вспотевший лоб, и словно сталкивая в глубокую пропасть преступника, толкнула вниз по ступеням многострадальный источник тепла. Грохот был жуткий.

— Если бы бедняга оборотень умел говорить, то точно начал бы заикаться. — Гаденько хихикнула Мина и пошла за трубами.

Когда все элементы были принесены, а следы преступления, оставленные на снегу, тщательно зачищены, девушка принялась за сборку. Вытащив из-за пазухи верхние круги, которые она там спрятала, чтоб не потерять, Мина сложила первую часть пазла. Это было похоже на головоломку, разные части трубы нужно было поставить именно так, как они стояли раньше. Было непросто. Где-то конструкция помялась, где-то заржавела. Часть, изогнутую в виде буквы «г», Мина вколачивала в стену поленом.

Если бы в этот момент она обернулась то от страха, наверное, упала в обморок. Оборотень стоял за её спиной, выпрямившись в полный рост и рот его, был зло оскален. Он бесился не от резких ударов, он свирепел от того что не мог ничем помочь девушке. Вид у бедняжки был совершенно измотанный и удары, которыми она пыталась вогнать трубу в стену, были такими слабыми, что попади деревяшка по пробегавшей мимо мыши, зверек, наверное, просто почесался.