Тимур Борисович, и я вышел из кабинета.

Сегодня решено было не выдвигаться в долину. По докладам кубинцев, недалеко от тех самых мест обнаружены отряды УНИТовцев, а значит, подвергать техсостав опасности никто не будет.

До конца дня я был на стоянке. Все трое моих обучаемых сегодня летали самостоятельные полёты по кругу и в зону.

Странное это чувство, когда ты отправляешь в полёт своего ученика. Пусть и не я всему научил этих ангольцев, но какую-то часть своих знаний и умений я им дал. Теперь могу себе представить, что чувствовали мои инструкторы в училище, оставаясь на стоянке в ожидании нашей посадки.

На посадочном курсе появился наш МиГ-21. Сейчас в кабине Фронте и это его первая самостоятельная посадка без меня.

За спиной о чём-то судачили Мадейра и короткостриженый Рете. Они тоже обратили внимание, что я не свожу глаз с предпосадочной прямой.

— Мештре, Фронте сядет? — спросил у меня Рете.

— Не сомневаюсь.

МиГ-21 прошёл дальний привод. Снижается ровно, самолёт не разбалтывает. Красиво и очень плавно, проседает над полосой всё ниже и ниже. Фронте слегка подбирает нос истребителя, чтобы не клюнуть на выравнивании.

Ближний привод прошёл. Слышно, как у самой полосы меняется звук двигателя. Ещё немного и произойдёт касание. Я так за себя не переживаю, как за этого ангольского парня.

Есть касание! Повторно оторвался, но задержал ручку и начал пробег по полосе. В этот момент я слегка присел и подпрыгнул. Будто сам сейчас в кабине и ощущаю все органы управления. И только, когда Фронте выпустил тормозной парашют, я опустил руки, которыми повторял все предполагаемые движения своего подопечного в кабине.

Самолёт зарулил на стоянку, и в кабине можно заметить, как темнокожий парень широко улыбается. Бубко помог ему выбраться и Фронте подошёл ко мне с докладом.

Говрил анголец на португальском, но всё и так было понятно. Мадейра перевёл мне слова Фронте, и я крепко пожал руку этому парню.

— Поздравляю! Есть ошибки, которые я заметил со стороны, но всё пройдёт. Главное лётное дело любить и стремиться совершенствоваться.

— Обригадо, мештре! — благодарит меня Фронте, вновь называя «мастером».

— Вы, может, перестанете меня так величать⁈ — улыбнулся я. — Приятно, конечно, но уровня мастера я ещё не достиг.

— Ну, вы и, правда, мештре, — сказал Мадейра. — Кубинские товарищи о вас много говорили. И маниньё вас хвалит.

— Маниньё? — переспросил я. — Это кто ещё такой?

— Вы на русский переводите это слово, как «братишка». Так, на маниньё сказал, — улыбнулся Мадейра, почесав свою кудрявую голову.

— Ну, а кто он? Как его зовут? — улыбнулся я.

Маниньё оказался Барсов. Кто бы ещё это мог бы быть⁈ Именно так Марик просил своих подопечных его называть.

За этими самостоятельными вылетами я чуть не забыл, что мой товарищ сегодня совершил очень непростую посадку в поле. О чём он в тот момент думал, не знаю. Надеюсь, что Марик просто хотел сохранить самолёт. Их и так не очень много в данный момент в Лубанго.

Фронте начал у меня что-то спрашивать.

— Мештре, а завтра будет перегон самолёта? Вы полетите? — перевёл мне его слова Мадейра.

— Да. Задача поставлена мне. С рассветом выдвинемся туда и будем готовить самолёт, — ответил я, присаживаясь на лавку под навесом на стоянке.

— Это сложно. Вы думаете, у вас получится? — задал мне вопрос Мадейра.

— Если не получится взлететь, то с реактивными ускорителями буду ехать через лес напрямую до самого Лубанго, — улыбнулся я. — Если сразу самолёт не развалится, и я останусь ещё жив.

— Вы так спокойно говорите об этом. Настолько уверены, что всё получится? — перевёл Мадейра мне вопрос Рете.

— Конечно. Я же всё рассчитал, — ответил ему и похлопал по плечу.

Работа на аэродроме сегодня подошла к концу. Переодевшись, мы вчетвером заспешили в УАЗик, который отвозил нас постоянно к жилищу. Когда я залезал в машину, меня по имени окликнул детский голос.

Повернувшись назад, я увидел того самого мальчугана, которого прикрыл в лесу от УНИТовцев. Паренёк подбежал ко мне и обнял, упёршись носом в живот.

— Мештре, я только недавно узнал, что это именно вы спасли моего племянника в лесу, — подошёл следом за ним Фронте, чьи слова переводил мне наш советский переводчик, сидевший на переднем сиденье УАЗика.

— Значит, вы родственники? — спросил я.

— Да. Вот хочу показать ему самолёты. Он сказал, что мечтает о полётах и тоже пойдёт в лётчики.

— Это хорошая мечта, — ответил я и достал из кармана конфету «Барбарис», привезённую по линии «Совиспана».

Малец поблагодарил меня и ушёл вместе со своим дядей к стоянке.

Мир очень тесен! Кто бы мог подумать, что этот мальчик и мой подопечный — родственники. Случись что с пацаном, и Фронте бы уже носил траур не только по матери. Ему и так непросто. В любом случае, по-другому в той ситуации я бы не поступил.

Приехав в наш дом, мы сразу же застали в нашей комнате Марика. Он лежал на боку под накомарником в одних трусах. Глаза были широко открыты, а сам он смотрел в стену и только сопел.

Откуда-то в комнате появился кассетный магнитофон советского производства с надписью «Романтик». Странно, что не нашёл в Анголе Марик зарубежных аналогов.

Естественно, я был рад его видеть в добром здравии.

— Марик, как ты? — подошёл я к нему, но Барсов не отреагировал.

— Барсов, ты спишь? — спросил Костян, но Марик молчал.

Из магнитофона заиграл Иосиф Кобзон, исполняя актуальную в данный момент песню.

«Я люблю тебя жизнь, что само по себе не ново!» — пел знаменитый певец.

— Серый, чтоб я ещё раз с тобой полетел в паре, — спокойно сказал Марк. — Ты бы знал, что я пережил.

— Погоди, погоди, — запричитал Гусько, открыв бутылочку «Гавана клуб» и налил себе бокал. — Вот теперь рассказывай.

— А без рома нельзя? — спросил у него Ренатов, присевший на мою кровать.

— У меня сердце слабое и давление. Сейчас Марк как расскажет, так я и окочурюсь тут, — ответил Гусько. — Барсов, не отвлекайся.

Всё началось с того, что самолёт Марка зацепило осколками от разрыва ракеты, когда мы уворачивались от них.

— Слегка тряхнуло, но самолёт управлялся без проблем. А потом топливо начало уходить, — начал он свой рассказ.