— Я буду колу, — сказала Джой.

— Две колы.

В стаканы положили колотого льда, из автомата прыснула газированная вода, смешанная с сиропом. В полосатое большое ведёрко доверху насыпали горячего ароматного попкорна. Хэл вручил его Джой, сам взял напитки.

— А какой у нас зал?

— Хэл.

Джой покачала головой и рассмеялась. И девушке за кассой, и ему самому вдруг почудилось, что на мгновение она стала красивее, чем была.

— Здесь только один зал.

Фильм шёл час пятьдесят. Кроме них, здесь были только две пары — и они явно пришли не за сюжетом следить. Кино ещё не началось, а их лица было трудно разобрать — где чьё. Почти лицехваты, сросшиеся друг с другом кожей.

Джой шепнула, когда нащупали кресла в темноте:

— Даже на рекламу не опоздали.

— Ты тоже любишь смотреть рекламу?

— Да я только ради этого и хожу в кино!

Он улыбнулся. Очень ярко в неоновой призме кинотеатровых софитов, подсвечивающих дорожку к креслам. Джой и Хэл удобно уселись, он расстегнул куртку, она сняла джинсовку.

Вдруг Джой повернулась к нему всем телом, и на лице её Хэл увидел тревогу:

— И всё же, зачем ты меня сюда позвал?

Музыка гремела с экрана своё. Во рту было сладко от колы. Джой ощутила на корне языка странную горчинку, когда его улыбка стала какой-то жалкой, и он сказал:

— Хочу сегодня забыться, потому что мне так паршиво. И нашёл самую добрую девушку в округе, как мне кажется.

Она посмотрела на него очень внимательно. Он выглядел как человек, которому действительно нужна была помощь.

Как только раньше она этого не заметила?

— Тебе не кажется, — заверила Джой. — Смотри. Фильм начинается.

Он откинулся в кресле и расслабленно прикрыл глаза. Завтра он вернётся в Смирну, но это будет потом. Через каких-то несколько часов. По крайней мере, сейчас он может быть спокоен.

И может немного забыть то, что произошло в том доме.

3

Тейлор так и не приехал днём. Не появился он и вечером. И даже утром. Зато всю ночь дом стонал и скрипел, будто разбитая артритом старуха, чувствуя, что внутри есть кто-то, кого можно напугать этими звуками.

Каждый спрятался по своим комнатам, каждый думал о своём.

Стейси — о том, что хотела бы, чтобы Тей приехал. Он чертовски давно ей нравится. Как она мечтала встретить его здесь! Остаться с ним наедине, поговорить. Получить призрачный шанс завладеть его вниманием. Ей трудно быть второй; она привыкла к самой заметной роли среди своих подруг, бывшая королева школы — но Тейлор был, увы, не ею увлечён, а её подругой. Это было мало того что очень обидно, так ещё некрасиво — ну, вздумай она завести о нём разговор с ней. Мало ли. Вдруг он нравится ей.

Чед думал о том, лёжа на продавленном скрипучем диване, что жизнь — несправедливое дерьмо. Он мог бы кайфовать на ГикКоне, а поехал сюда, в сраную Джорджию, в городишко, названия которому он даже не помнил. И думал, что иногда судьба тасует карты не так, как тебе нужно, а так, как хочет; так вышло, что билет на ГикКон он не достал, а оставаться в общаге было делом неблагодарным. И теперь вот его занесло сюда, в старый дом подружки по колледжу. Он будет справлять Хэллоуин с этими неудачниками, когда мог бы тусоваться с компанией таких же любителей научной фантастики и космоопер. Отстой.

Ричи и Оливия хотели заняться сексом — он всегда отвлекает, но Ричи, выходит, занялся им почти сам с собой. Он побыл сверху несколько минут, вжимая Оливию в холодную простынь. Затем кончил. Скатал презерватив. Спрятал его обратно в блестящий пакетик. Улёгся Оливии за спину и чмокнул её в ухо прежде, чем уснуть. Он ужасно устал в дороге, а она, холодная, как постель под ней, разочарованно смотрела в темноту. Там, в углу, ей чудилось всякое очень долго, прежде, чем расстроенное сознание не пропало в лабиринтах сна. А потом, когда ей приснилась высокая чёрная тень с белыми глазами, горящими, как круглые фонари, резко вскочила в кровати вся в поту. Ричи так и не проснулся: похрапывал. Только руку ей на плечо закинул.

Милли и Сондра спали в одной комнате. Милли хорошенько проверила запертую дверь и окно, зачем — сама не знала, но легла в постель с необъяснимой тревогой. Она как следует вымылась и выпила противозачаточные. Этот чёртов бык накончал в неё! Ублюдок. Теперь она будет с особенным нетерпением ждать месячных. Когда она переодевалась при сестре в пижаму, та увидела на её груди полумесяцы глубоких укусов и молча вскинула брови.

— У кого-то всё же был страстный секс? — спросила она.

Милли промолчала, тогда Сондра толкнула её в бок.

— Был, — неохотно призналась та. — Но… не такой он и страстный.

Скорее — безумный, грязный, похотливый, страшный. Он отдрочил себя ею, а потом вышвырнул, хотя сначала был до дрожи любезен. Милли не удивилась бы, если бы он сделал что-то вкрай сумасшедшее. Вытер член о её бельё или дал ей пощёчину. Но он не сделал. Он доставил ей удовольствие — своё, извращённое. Она почувствовала себя так плохо, как только могла. Словно лабораторная мышь, на которой поставили опыт.

— Это с тем блондином? — и Сондра подмигнула. — Ладно, не отвечай. Он твой. Я не трахаюсь с мужиками своей кузины.

«И слава Богу» — подумала Милли и выключила ночник.

Она не хотела бы, чтобы кто-то ещё остался один на один с этим чудовищем. Но она даже запирала дверь с ним наедине. От этого ей стало страшнее прежнего.

Карл крепко спал в раскладном желтом кресле, поеденном молью. Он нажрался пива и копчёной курицы. Ему единственному здесь было тепло и хорошо, только снилась ерунда какая-то. Будто он превратился в таракана, и кто-то с презрительным видом хотел его растоптать.

Конни лежала в кровати и смотрела в окно. Постель пахла пылью, порошком, детством. Конни выбрала свою старую спальню, некогда — спальню мамы, и в темноте разглядывала всё, что было так дорого сердцу. Книги на полках, каждый корешок — знаком и незнаком одновременно. Всё было зачитано до дыр. Фарфоровые статуэтки в рядок выстроились на письменном столе. Рядом ворочалась Стейси. Наверное, ей тоже не спалось — но Констанс не хотела говорить, и она притворилась, что спит.

Она вспоминала раз за разом, как, поджав губы, дядя Хэл быстро вышел из ванной, на ходу надевая куртку, а меньше чем через минуту после него