я не падал. Оставался на ногах. Но переставал соображать, что делаю. Всё же хруст костей и влажное чмоканье разваливающейся раны (а ты этот ужас не просто слышишь и видишь, но еще и рукой чувствуешь!) — то еще испытание для нервов рядового офисного трудяги.

Но — привык. И довольно быстро. Потом научился и премудростям — как рассечь сустав, под каким углом ломать кость, как пробить голову, какие мышцы подрезать, чтобы обездвижить цель. Отработал варианты несложных комбинаций: уклон — удар, подсечка — добивание, блокирование — атака вторым оружием. Не зря всё же, со школы начиная, занимался «деревенским карате» — пусть и лениво, нерегулярно и бессистемно…

— Вхожу! — Я открыл вторую половину распашной двери, прижал её спиной, пропустил вперед Олю.

Моя задача была следить за тылами.

Неудивительно, что след заметил не я, а Димка.

— Стоп! — сказал он таким тоном, что и мне, и Оле сразу стало ясно — в пустом невеликом тамбуре случилось нечто неординарное. — Смотрите… Смотрите!..

У правой стены около двери, открывающейся в помещение вокзала, была выбоина в полу. В ней скопилась грязь. И в этой грязи — в этой выбоине — кто-то оставил четкий и ровный след. Читалось даже число в кружочке — 45 — размер обуви. По рисунку подошвы можно было предположить, что отпечаток сделан тяжелым ботинком, может быть, туристическим, может, армейским.

Димка сдернул с пояса рацию.

— Минтай! Прием!

— Слушаю!

— У нас здесь след. Совсем свежий. Человеческий. Смотри внимательней — рядом могут быть люди.

— Люди? — чувствовалось, что Минтай опешил. — Какие люди?

— Не знаю. Выжившие, наверное. Возможно, военные.

— И что мне делать?

— Решай сам, по обстановке. Но постарайся обойтись без стрельбы.

— Хорошо… — Долгая пауза. — Понял.

— Конец связи.

Димка отпустил тангенту…

Никто из нас не мог знать, что этот короткий разговор через эфир запустил цепь событий, приведших к страшной развязке.

А впрочем… Почему я не предположил тогда, что известие о людях заставит Минтая вспомнить о его проклятом чемодане, оставшемся в машине?

Я мог бы серьезней отнестись к предостережениям Кати.

И мог бы спрогнозировать поведение Минтая…

Или нет?..

Не знаю.

Нам в тот момент не до размышлений было — мы уже открыли дверь и оказались внутри вокзала: Димка, Оля и я.

Любовный треугольник, блин.

* * *

Мои предположения оправдались — изнутри вокзал было не узнать. Впрочем, основные помещения находились там же, где и много лет назад, пусть и выглядели они теперь иначе: зал ожидания оказался разделен на две половины, вместо старых деревянных сидений здесь стояли ряды металлических кресел, а на месте открытых торговых лотков, где раньше продавали газеты, журналы и пирожки, красовались стеклянные киоски. В кассовом зале прибавилось касс, но сам он стал тесней. А вот камера хранения, расположенная против лестницы, ведущей на второй этаж, напротив, увеличилась — мне показалось, что одну из стен каким-то образом подвинули. А еще отсюда выкинули громоздкие шкафы с ячейками, запирающимися комбинацией цифр. Вход перед лестницей и камерой хранения оказался перегорожен раздвижной решеткой. Но она не была закрыта на замок, и мы легко сдвинули её, сложили, открыв путь наверх — когда это нам понадобилось.

На втором этаже располагались кафе, диспетчерская, вип-зал для пассажиров, еще что-то. Но подниматься мы не спешили. Прежде надо было как следует осмотреть всё внизу.

Мы зажгли фонари и заглянули в туалет, открыли все кабинки. Взломали запертые киоски — пока лишь для того, чтобы убедиться в отсутствии сюрпризов. Предвкушая хорошую поживу, прошли по рядам камеры хранения, заставленным сумками и чемоданами.

А еще мы отперли все открывающиеся наружу двери, чтобы иметь возможность смыться, если вдруг тамбур, через который мы вошли, окажется перекрыт.

Мы не сумели попасть только в одно помещение. Димка с большой неохотой отступил от металлической двери со стеклянным глазком и табличкой «Комната полиции», отряхнул ладони и сказал:

— Вернемся позже. Не будем шуметь и терять время.

Димка был разочарован. И не только тем, что эта комната оказалась заперта. Он ожидал найти другие человеческие следы — как тот отпечаток, что был оставлен в луже подсохшей грязи. Но следов не было. Пол на вокзале был относительно чист, а пыли скопилось на удивление немного — мы и своих-то следов различить не могли.

Впрочем, было кое-что странное…

Пустой и гулкий вокзал пугал. Мы старались не разговаривать, а если и говорили, то негромко, — уж очень жутко звучали здесь наши голоса.

Почему-то тут не было крыс. Мы не видели ни помета, ни нор, ни погрызенных вещей.

Порой нам слышались какие-то странные шорохи — один раз это был невесть откуда взявшийся и невесть куда сгинувший воробей. Но кто шумел в остальных случаях?

Несколько раз нам чудилось движение в темных закоулках — мы тут же замирали, протыкая сумрак лучами фонарей.

Нет, всё было тихо…

— Минтай! Что там наверху?

— Спокойно. А у вас как?

— Без происшествий… Начинаем собирать барахло.

В камере хранения мы прихватили несколько здоровенных и крепких сумок-баулов, выкинули из них всё. Мародерничать начали в зале ожидания: выгребли лекарства из аптечного киоска, из сувенирной лавочки взяли все свечи, с прилавка, заваленного тряпками, прихватили мужские носки и трусы, женское белье, легкие маечки и футболки. Я настоял на том, чтобы мне позволили как следует порыться в книжном киоске — добычей моей стали книги и журналы по огородничеству, энциклопедия рыбака, периодические издания, посвященные всевозможным самоделкам, несколько DVD с разными справочниками. Димка, на мое копошение глядя, тоже кое-чем соблазнился: взял книгу Андрея Круза и какого-то аль-Атоми (араба, наверное), прихватил несколько мужских журналов — на обложках одних были обнаженные женщины, на обложках других — обнаженное оружие.

Набив