Он вышел из дома, смахивая с лица паутину. На нас глядя, смущенно объяснил, что в темноте зацепил ведро, упал и свалил еще что-то — некогда было разбираться.

— Зачем вообще туда полез? — раздраженно спросил Димка, забрасывая «калаш» за спину.

— Не видишь, что ли? — фыркнул я. Но, вспомнив разговор с Катей, умолк — мы обещали ей не поднимать больше тему чемодана с деньгами.

В левой руке Минтай держал свой «дипломат».

Димка, видимо, тоже вспомнил обещание, которое взяла с нас Катя. Промолчал, хоть и видно было, что это непросто ему далось. Сказал только:

— Потащишь его сам.

Я уж не знаю, что он подумал. А мне было предельно ясно, почему Минтай так поступил. Он не мог оставить свои деньги без присмотра, поскольку подозревал, что Жучка пришла от другого человеческого жилья. За ней в нашей деревне, состоящей из одного дома, могли появиться чужие люди.

Я посмотрел на Катю. Она благодарно мне кивнула. Я пожал плечами и отвернулся…

Потом она здорово пожалела, что этот проклятый чемодан был с нами.

Мы все пожалели.

Только было уже поздно.

Жучка бежала за нами почти до самой балки. Беспокойно потявкивала, будто поверить не могла, что мы уходим. Озиралась, оглядывалась. Мы уж и цыкали на нее, и топали, и человеческими словами убеждали к щенкам вернуться, и матом крыли — а она всё трусила за нашей компанией, порой на мышиные и кротовые норы отвлекаясь, но каждый раз пускаясь за нами вдогонку.

Но в небольшом редком осиннике она наконец-то от нас отвязалась.

Мы перешли балку, все еще ожидая, что Жучка вот-вот откуда-нибудь выскочит. Но нет — она, похоже, вернулась к своему выводку.

А мы через час вошли в Николкино.

Осматривать дома в этот раз не стали, и сразу направились к машинам. Завели их (с моей «десяткой» пришлось немного повозиться), проверили состояние, еще раз обговорили условные сигналы и порядок движения.

Когда мы выезжали из деревни, солнце уже поднялось высоко — думаю, было десять часов утра или около того. День обещал быть ясным и тёплым. Мы, конечно, были несколько напряжены, но в целом чувствовали себя уверенно. Мы же не собирались глубоко забираться в захваченные обращенными поселки и города. Мы планировали слегка пощипать окраины — как это всегда и делали.

Мы думали, что знаем, с чем столкнемся.

Считали себя тёртыми калачами.

Ну еще бы: мы не в первый раз шли в рейд, у нас и оружие было, и машины на ходу, и боевые доспехи имелись: у одного навороченная мотоциклетная куртка и велосипедный шлем, у второго — милицейский бронежилет под военным камуфляжем, у третьего — имитация кольчуги из экспозиции краеведческого музея. Три богатыря и их боевые подруги!

Да, сейчас мне это смешно.

Сейчас меня многое забавляет из того, что раньше воспринималось без тени улыбки.

Но то, что я собираюсь рассказать дальше, смешным мне не кажется и не покажется никогда.

Пришла пора рассказать о страшном.

11. Год первый. Июнь. Пищевая цепь

Село Холмянское мы объехали стороной, чтобы сразу направиться в Озерный — городишко пусть и небольшой, но, если можно так выразиться, более перспективный и богатый на добычу. Впрочем, это была не единственная причина, почему мы выбрали его. Димка надеялся отыскать других выживших. А встретить таковых, по его мнению, вероятней было в более крупном населенном пункте. Димка даже знал, где именно искать людей — либо в монастыре, либо в музее за стенами древнего восьмибашенного кремля. Мы однажды пытались проехать к этим достопримечательностям старого города, но, оказавшись в лабиринте узких улиц, мощеных брусчаткой, не решились двигаться дальше.

«Теперь, — обещал нам Димка, — всё будет не так…»

Дорога в Озерный отняла у нас два часа. Сильно мы не гнали — экономили бензин, да и по сторонам поглядывали. Обращенных пока видно не было, хотя несколько раз в полях у перелесков мне чудились какие-то фигуры.

Где-то на половине пути, уже за подтопленным паводком Лазарцевым, но еще до сгоревших Михальцов, «мазда» вдруг резко затормозила — я едва от нее увернулся. Она еще не встала, а дверь уже распахнулась. Растрепанная Оля выскочила из машины и широким шагом, поправляя волосы, направилась к моей «десятке».

— Что случилось? — спросил я.

Она раздраженно отмахнулась, села назад рядом с Катей.

«Мазда» с пробуксовкой сорвалась с места. Я успел заметить в зеркале сосредоточенное лицо Димки — он в мою сторону не глядел.

— Так что произошло? — спросил я минут через пятнадцать, проезжая фундаменты Михальцов — пожар здесь устроили мы сами, прошлым летом истребляя огнем местных зомби.

— Он спросил, чем мы занимались в тот вечер, когда гуляли около пруда. — Говорить спокойно Оля все еще не могла. — Он видел нас.

— И что ты ему ответила?

— Правду!

Я не стал уточнять, о какой именно правде говорит Оля, — мне и без того не по себе стало.

— А чем вы занимались? — поинтересовался Минтай. Он сидел рядом со мной, зажимал коленями охотничье ружье, в руке держал пистолет.

— Разговаривали, — буркнул я, пытаясь догнать ушедшую вперед «мазду».

Впереди показался дорожный щит «Озерный 30 км». Эта надпись, впрочем, не читалась — в прошлом году мы закрасили её белой эмалью, и написали новое: «Люди! Оставьте знак, если вы были здесь!»

Димка притормозил около щита — тут я его и нагнал. Он жестом велел мне открыть окно, а когда я это сделал, крикнул, словно плюнул:

— Гад ты, оказывается,