class="p1">— Куда отзовут? Кто? Почему ты деталь? Какой такой механизм и где он спрятан? В подземельях? — она вдруг остановилась, поражённая своей догадкой. — Ар-Сен, ты один из тех, кто летают в светящихся машинах по небу? Они скрываются в горах, а тут маскируются под людей! Отец мне рассказывал… Если у тебя есть такая машина, покажи мне. Я хочу потрогать небесную твердь на ощупь. Милый, я никому и никогда не выдам твою тайну. Вы очень беспечны, Ар-Сен. Вас давно уже раскрыли, только не знают к вам подходов. Не могут приблизиться к вашим базам в горах.

Они сели в его машину. Она подчинилась, приняв это за его намерение прогуляться им вместе где-то ещё, не здесь. Остановились у стены, и опять она без всяких вопросов подчинилась ему, выйдя следом из машины. Он повёл её к выходу за пределы «Лучшего города континента». В толще высокой стены находился очень сложно устроенный и безлюдный объект для входа и выхода. Но они прошли легко. У него имелось нечто, — что именно, того разглядеть не удалось, — но все автоматические двери беспрепятственно открывались перед ними.

Переход на теневую сторону мира

Она семенила за ним покорная и готовая на всё ради прощения. Что ей та женщина? Пусть и есть. Сама она, Ола, так и будет учиться в Академии. И он поймёт однажды, что лучше её любви нет. А та? Она старше, она не аристократка, о её плохих манерах говорит и её одежда, слишком вызывающая, и её образ жизни. Красота же приедается, как и всё на свете. Она же, Ола, любит. Любовь не приедается человеку никогда. Любовь вообще не подлежит закону времени, закону тлена. Сам Надмирный Отец снял со своей возлюбленной Матери Воды драгоценное ожерелье, распустил на множество составляющих его искр, и брызги этого единого некогда сияния милостиво сбросил вниз страдающим людям, как своё обещание вплести их опять после смерти в структуру своего бессмертного чертога, как утраченную некогда полноту всего…

И хотя непонятная тяжесть заплетала её ноги, будто она напилась, эти размышления давали успокоение. Он подвёл её к машине. Совсем неприметной серой и пыльной, давно немытой, стоящей у стены с её внешней стороны. Из машины вышел невысокий, но могучий тип, и она узнала его, хотя он-то её вряд ли. Он видел её ребёнком, а она его не забывала никогда. Не понимая, зачем он приезжает к матери в периоды отсутствия отца, зачем мама ждёт его в нарядных туниках возле сервированного стола, а её с няней отсылает в свой дом у небесно-зелёного озера.

Непропорционально широкий и тогда, он стал ещё шире, ещё угрюмее, и лоб его морщился при неосознанной гримасе, но морщины стали глубже, а волосы почти отсутствовали, сбритые зачем-то, напоминая мшистую кору. Странная причёска обнаружила уродливый нарост на его черепе, прежде скрытый густой, отливающей красным оттенком, порослью. Глаза спокойные, без особых ярко выраженных чувств, воззрились ей навстречу из глубоких глазниц. Одет он был дорого, в куртку из такой же мерцающей кожи, как и плащ у того Руда — Ольфа.

— Садись, — сказал он ей почти отеческим голосом, ничего не сказав тому, кто её привёл, Ар-Сену. Даже не поздоровался с ним.

— Ар-Сен! — Ола прижала лицо к его груди. Высокая, но хрупкая, она застыла в жалкой беспомощности, в полном непонимании того, что происходит. — Я же была в отчаянии, я никогда не выдам твоих тайн, твоей другой жизни, которая проходит у тебя где-то и ещё. Даже если ты шпион с той стороны океана, я не выдам, я и сама буду шпионкой. Ты можешь мне довериться, — она бессвязно продолжала бормотать, не отнимая лица от его плаща, отчего речь была невнятна. Он стоял и не двигался.

— А иначе, Ар-Сен, я выдам тебя! Отец давно подозревает ваш ЦЭССЭИ в связях с некой загадочной страной. Но у него нет доказательств, доступа к вам, а я… Вы тут стали целой обособленной страной, вы отвергали аристократов у себя, но ты не знаешь, что я специально отправлена отцом к вам, чтобы следить, чтобы…

— Много ты видела, да ничего ты не понимаешь. И не поймёшь, — он прекрасно разобрал её слова, её угрозы. — А жаль, что ты меня не послушалась и оказалась вначале непослушной и глупой, а теперь и опасной, прежде всего для самой себя. Ведь твой собственный родитель без сожаления спустит тебя по наклонной вниз. И никто не даст гарантий, что в этом низу тебе не придётся хлебать отходы жизнедеятельности того самого сословия, в котором ты родилась, если только тебя не убьют для назидания другим.

— Я опасна? Чем? Никто не посмеет меня убить! Существуют поселения отщепенок, но там хорошо и красиво, только скучно. Я всегда могу убежать оттуда… И никогда прежде ты не называл меня глупой.

— Другие, более милосердные, чем твой отец, возможно, так и поступают, но не в твоём случае будет так. Он вначале выпотрошит из тебя все ему нужные сведения, а потом убьёт, чтобы избежать собственного позора. И даже твоя добрая мать не узнает, как и где это произошло. Он утопит тебя в трясине, не дав и булькнуть. Тебя просто объявят пропавшей, похищенной, что, согласись, и бывает временами. Он беспощадный и чванливый аристократ — гордец на грани безумия, мне известно это.

— Я умерла бы за тебя под пытками, а не выдала бы ничего. Вот я какая! Моя мать не добрая. Она никогда не любила меня, хотя я так любила её в детстве. Меня любит только мой отец. Он не изверг, как ты говоришь. Объясни мне, что происходит? Я не понимаю…

— Он тебе всё объяснит по дороге, — Ар-Сен погладил её волосы. Она отбросила от себя его руку. Он открыл дверцу, запихнул её внутрь чужой машины, и она подчинилась, вернее, не успела оказать сопротивления. Знакомый незнакомец, сидящий за управлением машиной на переднем сидении, повернулся всем корпусом к Оле и захлопнул дверцу. Она увидела, что внутри у дверцы нет ручки, и открыть её было уже невозможно. Ар-Сен быстро и поспешно, что было заметно, уходил. Вот он уже и скрылся за непроницаемой панелью входа в лесной закрытый город, охраняемый незримыми и неподкупными стражами сложной загадочной системы.

Человек-шкаф, такой же неохватный и такой же, казалось, бездушный, сидел на переднем сидении в неподвижности какое-то время.

— Не плачь! — сказал он, почти утешая, хотя она и не плакала. — Радуйся, что от него избавилась. Он ещё за всё заплатит. А ты не пропадёшь. Я постараюсь.