вон, как сделал тот неряшливый грубиян с прекрасным юным лицом из засекреченного объекта, свалился вместе с нею на диван. Она ойкнула. И, позор! Даже в такой ситуации осталась только устремлением вперёд, покорной и активной, счастливой и несчастной. И не понимала, как ей жить, открыть ли всё матери или не стоит? Подруг не было. И одиночество делало её ещё беспомощней, ещё более зависимой от человека, который её прогонял от себя прочь безо всяких понятных причин, хотя на причины эти и намекал. Только не было ей ничего понятно из его невнятной бормотни, кроме того, что рано или поздно он вернётся. А прежде непременно должен её покинуть. И не мог он, не умел освободить её от всего этого сумбура, кромсающего как ножницы её душу на бесформенную бахрому.

Она вцепилась зубами ему в плечо, но он будто и не почувствовал.

— Я обо всём расскажу своему отцу, — сказала она ему, когда он развернулся к ней голой и мускулистой спиной, натягивая майку.

— В следующий раз я заклею тебе рот, чтобы ты не кусалась и не болтала ерунды. Больно же! — И встал, напяливая штаны. Ола испытала к нему ненависть, она бросила ему в лицо своё платье, но он схватил его на лету и бросил уже в неё, — Одевайся же! Ещё притащится кто-нибудь. Будет в двери ломиться.

— Чего ломиться, если закрыто.

— Я на работе.

— Ты был на мне, а не на работе. А отцу я сознаюсь. Мне надоело. Он убьёт тебя, даже если ты сегодня же пойдёшь со мной в Храм Надмирного Света.

— Что!? — он оскалился в усмешке, от чего ненависть Олы удвоилась.

— Я ненавижу тебя! Пусть он наймёт тайных убийц. Они достанут тебя всюду. Мне ты не нужен! Я и сама не хочу с тобой зажигать священный огонь. Ты кощунник, ты только осквернишь священный обряд своим презрением. Я ненавижу тебя! Ты вовсе не беден, а только прикидываешься передо мною. Ты преступник, который просто разбогател на воровских сделках, не было никогда таких родов Рахман, ты самозванец, ты простолюдин, вообразивший о себе, что равен аристократу! Как и та швея! Она дочь предателя, она порочная! Я узнала о ней много. Где она пропадала столько лет? О, я много могу узнать о человеке. Мой отец много лет был главный в Департаменте Безопасности, и я ещё выведу тебя на ясный свет. Кто ты, и как ты здесь? Куда ты всегда исчезаешь? Какими делами ты тут занимаешься с целой бандой, тебе подобных, за спиной учёного сообщества? Я наблюдательная, я всё расскажу отцу, и он устроит следствие от имени Коллегии Управителей. Ты — шпион из Архипелага! — закричала она, — я больше не буду удовлетворять твою нужду!

— Я и сам не нуждаюсь в тебе. Та девушка, которую я встретил в лесу в тот день, была совсем другой. Я думал, что она полюбила меня. Только я всегда был глупым в отношении девушек, и никто не любил меня никогда. А твой отец не всемогущ, если дело касается интересов такой структуры как ЦЭССЭИ. Это слишком мощная корпорация, и твои угрозы оставь для мальчиков студентов.

Ола не умела плакать, как иные изливаются по любому поводу, но что значили бы её слёзы для этого непрошибаемого истукана?

— Я сама пойду к той женщине и скажу, какой ты. Чтобы она всё знала о тебе!

— Какая женщина? Забудь ты о ней! Ей никто тут не нужен, кроме того человека, о котором ты и говорила мне. Она прибыла сюда только ради него. А ты просто обязана покинуть эти стены как можно быстрее. Иначе я не смогу тебя защитить.

— Зачем ты пригласил меня к себе на работу? Зачем?

— А ты зачем дала согласие?

— Я хотела любви, хочу, — Ола прижала картину, вышитую чудесными нитями к своему лицу. Она так и не надела тунику. Он сел рядом, обнял её, гладя волосы с необычным оттенком, что многие считали за умышленную подкраску её волос.

— Я тоже хотел твоей любви. И хочу её только от тебя. Какая ещё женщина? Когда мы встретимся после разлуки, у нас будет столько любви, что ты устанешь от её избытка.

— Как это? — она провалилась в глаза, в которых уже не было ненавистного ей смятения.

— Почему та женщина любит того непонятного человека Руда-Ольфа? Это невозможно. Он какой-то … Я не умею подобрать определения. Его не назовёшь жутким, поскольку он очень красив, но он всё равно кажется мне опасным именно в том смысле, что несёт в себе некую угрозу именно мне. Ты говорил вначале, что он меня и не знает, но он таращился так, что знает меня. Он похож на…

— На кого?

— На Чёрного Владыку, вылезшего из своей глубины.

— Он работает в «Зеркальном Лабиринте». И все прекрасно знают это.

— Как и то, что твой служащий Ан-Тон её новый любовник. А ты просто с ходу придумал, что этот, с пронзительными глазищами, её тайный поклонник. Ты просто обманываешь меня. Ты несёшь какой-то бред, лишь бы меня выкинуть поскорее и подальше отсюда. Зачем тебе менять меня на неё? Я больше не буду так. Прости меня. — Ола тыкалась носом в его грудь, — Я аристократка, а она? Кто она? Дочь предателя, а её бабка была взята из ремесленного сословия, а это был такой скандал, но…

— И что аристократы из другого мяса, иной фактуры что ли?

— Я не мясо. — Ола не умела ничего объяснить, донести свою исключительность и тонкость натуры, если сравнивать её с той, на которой она маниакально зациклилась, не понимая в своём помрачении ничего из того, что происходит. — Я всё равно никуда не уеду. Но и к тебе больше не приду никогда!

— Как захочешь, — отозвался он спокойно.

— Кто будет твоим секретарём?

— Мне всё равно, кто это будет.

Ола таращила свои глаза, пытаясь увидеть ими свет, ведь её день стал теменью только что. Он сам стал её одевать, как маленькую. Она подчинялась. — Я больше не приду, я никогда не встречала такое ничтожество как ты. Это моя порочная наследственность… Мама предупреждала, что я дочь особой девы, — бормотала она, направляясь к выходу.

Предательство

Больше она к нему не ходила. И прошёл почти месяц, прежде чем она опять пришла. И это была их последняя встреча.

В холле с ним находился самый человек Руд-Ольф. Он показался ей ожившим кошмарным сновидением, хотя ничего странного в его появлении и не было, поскольку он также работал в «Зеркальном Лабиринте», где