данных. Они служат введением к третьей, которая представляет историю пятого крестового похода, предпринятого на Дамиетту иерусалимским королем Иоанном де Бриенном и Андреем Венгерским в 1217 г., при содействии немецкого флота. В походе участвовал сам автор. Некоторые ввиду несообразно длинного введения к небольшой книге, касающейся одной небольшой экспедиции, полагали, что третья книга принадлежит Оливеру схоластику или кому-нибудь из кельнцев; но это неверно. Сохранились письма Жака в Лотарингию; они буквально повторяют его хронику.

Оттон Фрейзингенский († 1158). В цикл историков крестовых походов следует занести бытописателя и родственника Фридриха I Барбароссы, епископа Оттона Фрейзингенского. Он принадлежал по происхождению к двум императорским династиям. Лично знавший его каноник Радевик, восхваляя его ученые личные достоинства, придает особенное значение его связям и высокому происхождению. Оттон был внуком императора Генриха IV, племянником Генриха V по матери, единоутробным братом короля Конрада III и дядей императора Фридриха I. Он родился от второго брака дочери Генриха VI Агнессы с австрийским маркграфом Леопольдом. Герцоги Баварии и Австрии были его братьями, а сестры сидели на престолах Чехии и Польши. Все это благоприятно влияло на качество материалов, которыми располагал историк. Он получил в Париже превосходное философское образование и с младенческих лет предназначался к занятию высокого духовного поста. В молодые годы (с 1137) он был уже епископом Фрейзингена в Баварии. Эту должность он занимал двадцать лет до самой смерти. Его образование сказывается на его сочинениях. Он был первым, по словам Радевика, который занес в Германию «тонкость философских книг Аристотеля относительно топик, аналитики и эленхов». Полагают, что он был сам профессором философии и толкователем Аристотеля в Фрейзингене. Известно, что с того времени в Германии на схоластических диспутах состязались ученики немецких школ. Действительно, епископ ценил все эти ухищрения. Он более чем кто-либо в средние века не любил говорить просто. Но эти украшения делают его книги в некоторых местах красивыми. Более неудобной стороной изложения Оттона является его манера в изобилии пересыпать хронику текстами Священного Писания без всякой видимой надобности. Сопутствуя императору Фридриху I во втором крестовом походе, он изобразил этот поход в двух книгах под заглавием «Деяния Фридриха I». В первой излагается предварительный очерк истории империи, начиная с борьбы Генриха IV с Гильдебрандом, «который решил побить мечом анафемы императора». С первых же строк епископ оказывается в затруднительном положении. Он, очевидно, не знает, какой стороне будет удобнее засвидетельствовать свое сочувствие. Родственные отношения влекут его к «нашему» императору, а долг и служебное положение к папе. Поэтому у него Григорий VII то «досточтимейший», то «лжемонах» или «некромант», — прозвища, которые давали Гильдебранду его враги и против которых не восстает епископ. Он не скрывает, что причиной вражды к папе был вопрос о запрещении браков. Первая книга в шестидесяти трех главах доходит до вступления на императорский престол Фридриха I и представляет особенный интерес по связности изложения и по обобщениям. Для нас это лучшее из всего написанного Оттоном. Во второй книге изложены первые четыре года правления Фридриха I и крестовый поход с постоянными ссылками на документы официального характера.

Самое замечательное место в этом труде, конечно — попытка объяснить причину неудачи второго крестового похода. Автор пытается отнестись с философской, весьма оригинальной точки зрения к этому скорбному для него вопросу. Он блистает всем богатством своей учености. Передним роковая дилемма: великое, благое дело, поднятое во славу Господа, и неудача, отсутствие покровительства неба. «Ничто не может быть названо добрым, кроме того, что из себя, а не извне имеет начало, что действительно существует и поистине называется благим. По правилам Аристотеля метод от родового понятия ведет ad destruendam, к анализу, а от видового ad construendam, к синтезу. Поэтому, если я что-либо называю безусловно добрым, то при этом, подразумевая его сущность, то же самое отношу к ее видам; если же считаю что-либо хорошим только условно, то в таком случае имею в виду более полезность этого предмета, нежели его сущность. Даже одна и та же вещь бывает хороша и нехороша для одного и того же вида, смотря по обстоятельствам. Из того, что у эфиопа белые зубы, не следует, что он весь бел, и наоборот — что у него зубы черны, потому что он сам весь черен. Это же самое усматривается и из Священного Писания; когда мы говорим, что нехорошо было иудеям или Иуде предать Христа на распятие, мы сознаем, что это было благом для нас всех. Итак, в человеческой философии белые зубы не мешают эфиопу быть черным, а в Писании злоба иудеев не препятствует страстям Христа быть спасительными для нас. Подобное мы можем сказать и о вышеупомянутом походе нашем. Если его нельзя считать хорошим по концу или с точки зрения материальных удобств, то он оказался действительно хорошим для спасения многих душ; при этом мы будем руководствоваться суждением о деле не по его сущности, но по пользе, которую оно принесло»[251]. Так Аристотель являлся на помощь для оправдания неудач крестоносцев путем отвлеченных логических построений.

Это сочинение было составлено вскоре по возвращении из похода. Тогда же Оттон несколько подробнее развил первую главу первой книги и в интересах императорства, вероятно, по настоянию своих близких, составил небольшой трактат о Гильдебранде, который принял форму апологии Генриха IV.

Гораздо раньше, еще до поездки в Палестину, Оттон принялся за всемирную историю, которую назвал «Хроникой от сотворения мира». Он написал ее в семи книгах и довел до 1146 г.; первые шесть изложены по эпохам Беды, а седьмая касается ближайших событий. В этом сочинении характерно собственно заключение хроники, составляющее восьмую книгу. Это история будущего, которую никто еще не пытался составить. Она изложена с приемами Апокалипсиса, толкует об Антихристе, страшном суде, воздаянии. Автор, при всем своем высоком образовании, отразил в себе типичные черты средневекового миросозерцания[252]. Аббат Санто-Блазио того же имени продолжал «Хронику», а каноник Радевик «Деяния», по личному завещанию епископа, который еще при жизни снабдил его документами.

Ваттенбах в своей известной монографии, обыкновенно сдержанный и осторожный, не находит слов для определения значения Оттона. «Мы, — говорит он, — должны считать за особенное счастье, что такой человек, при таком положении, вооруженный всем образованием, какое только можно было тогда получить, взял на себя труд писать историю»[253]. А между тем сам Оттон очень условно, чтобы не сказать хуже, смотрит на обязанности историка. «Целью моего труда, — пишет он в прологе, — было возвестить людям о славных делах храбрых мужей, дабы этим возбудить их к доблести, а о темных же делах мужей лживых или умолчать, или если их надо вывести на свет,