Шрифт:
Закладка:
631
Набоков В. В. Лекции по русской литературе / Пер. с англ. И. Толстого. М.: Независимая газета, 2001. С. 275; Alexandrov V. Limits to Interpretation: The Meanings of «Anna Karenina». Madison: The University of Wisconsin Press, 2004. P. 141–144; Idem. Relative Time in «Anna Karenina» // Russian Review. 1982. Vol. 41. № 2. P. 159–168.
632
О своеобразном эксперименте с темпоральностью в главах Части 5 о заграничном путешествии Анны и Вронского см. параграф 6 данной главы.
633
На последнее ясно указывает деталь в конце главы: «Старый, толстый татарин, кучер Карениной, в глянцевом кожане, с трудом удерживал прозябшего левого серого, взвивавшегося у подъезда» (139/2:7).
634
А из начальной главы Части 2 мы узнаём, что медицинский консилиум в доме Щербацких созывается «в конце зимы» (115/2:1). Синхронизация сюжетных линий налицо: в письме, полученном Анной из Москвы, вероятно от Долли, сообщалось именно об этой стадии болезни Кити («…совсем больна»).
635
В разных пластах авантекста, относящегося прямо или опосредованно к сцене в главе 11 Части 2, намечена та же хронология стремительного развития страсти. «После 6 недель он соблазняет ее», — читаем в серии заметок под рубрикой «Еще важнее» (по соседству с «Распроважно» и «Очень важно») в самом первом плане сюжета АК, на той же страничке, где, возможно, в первый раз было нанесено на бумагу — крупными буквами — будущее заглавие романа (ЧРВ. С. 5; ОР ГМТ. Ф. 1. Планы романа «Анна Каренина». № 1. Л. 2; см. также ОпР. С. 188 [о плане 1]). В датируемом концом зимы — началом весны 1874 года (о чем см. с. 56) автографе главы, мыслившейся тогда первой главой Части 2 и особо названной «Дьявол», повествование об Анне и Удашеве накануне их безоглядного сближения начинается прямым указанием на срок, прошедший после возвращения Анны из Москвы: «Прошло два месяца» (ЧРВ. С. 194 [Р25]). Как раз вскоре после того и будет написан черновик обсуждаемой нами сцены.
636
Р26: 16 (нижний слой).
637
См. с. 240–242 наст. изд.
638
Р26: 15 («Вронский» нижнего слоя автографа правится рукой автора на «Удашев»).
639
Вскоре после появления выпуска АК с этой главой Толстой, пересказывая Страхову отзыв читателя, сожалевшего об отсутствии в тексте сцены, подразумеваемой отточием (см. примеч. 1 на с. 307), сообщил и свой категорический ответ: «„Жалко, что пропущена вся пакость. Если бы и 100 раз сначала писать, я бы в этом месте ничего не изменил“» (Толстой — Страхов. С. 205 [письмо от 30…31 марта 1875 г.]). Однако знакомство с исходным автографом будущих глав 10–11 Части 2 побуждает несколько усомниться в том, что намерения изобразить, по выражению Страхова, «сцену падения» (Там же. С. 202–203 [письмо от 21 марта 1875 г.]) не было с самого начала. В этом автографе имеется страница, целиком оставленная Толстым совершенно пустой, не считая нескольких чернильных брызг в правом нижнем углу (Р26: 15 об.), и соответствует она именно тому месту, где в печатном тексте фигурируют две строки точек. Трудно избавиться от впечатления, что первоначально автор планировал поместить нечто еще между описанием разлада в семейном союзе Карениных (этот фрагмент автографа завершается фразой: «[О]н [Каренин] говорил с ней, как говорят с знакомой чужой женщиной») и следующим за чистой страницей изображением Анны и Удашева, только что ставших любовниками (Р26: 15, 16–16 об.). Видимо, эта лакуна отобразилась и в снятой с автографа (несохранившейся) копии и в конце концов отлилась в типографское отточие — как раз там, где можно было бы ожидать эротической сцены, бросающей вызов «Госпоже Бовари» Флобера. Цитированная выше сердитая реплика автора наводит на мысль о неудаче предпринятой попытки и скрываемом от самого себя разочаровании.
640
Толстой — Страхов. С. 267–268 (письмо от 23?…26 апреля 1876 г.). Об этом моменте генезиса текста см. далее в наст. гл.
641
РВ. 1875. № 2. С. 815.
642
«[Ж]ена была при смерти больна воспалением брюшины, родила преждевременно тотчас же умершего ребенка. Страх, ужас, смерть, веселье детей, еда, суета, доктора, фальшь, смерть, ужас», — писал Толстой Фету 8 или 9 ноября 1875 года (Юб. Т. 62. С. 216; см. также в письме Страхову от 8…9 ноября: «Боже мой, если бы кто-нибудь за меня кончил А. Каренину! Невыносимо противно» [Толстой — Страхов. С. 226]). Стоит отметить, что сцену благополучных, но опасных для жизни самой Анны родов Толстой написал начерно задолго до этого, еще в 1873‐м (Р67: 1–6 об. (нижний слой); опубл.: ПЗР. С. 761–763); а вот дорабатывалась она уже зимой 1875/76 года, после пережитого горя.
643
Толстая С. А. Моя жизнь / Научн. ред. Л. В. Гладкова. Т. I: 1844–1886. М.: Кучково поле, 2011. С. 239–240.
644
См. об этом в ее письмах сестре Т. А. Кузминской от 17 марта и 6 апреля 1876 г.: ОР ГМТ. Ф. 47. № 37872. Л. 127, 111 об. (машинописные копии письма).
645
Переписка Л. Н. Толстого и Н. Н. Страхова. С. 378–391 и примеч. 3 на с. 391 (комментаторы не отмечают тождественность почерка копииста почерку в копиях автографов АК за тот же период). Написанный рукой переписчика фрагмент в подлиннике письма: ОР ГМТ. Ф. 1. № 7422. Л. 8–10.
646
Поясняя Страхову в собственноручных строках обрыв систематического изложения в том месте, где постулируется упадок авторитета религий под напором позитивного научного знания, Толстой писал: «Я не мог дать переписать всего. / То, что следует, привело бы во искушение переписчика» (Переписка Л. Н. Толстого и Н. Н. Страхова. С. 389). Можно предположить, что это был молодой человек с гимназическим или семинарским, но едва ли университетским образованием (чему свидетельством и характер его описок и прямых ошибок в копиях