двух сторон украинцами. Прямо на север, через дорогу, были дома, занятые противником; и дома с запада и юго-запада тоже были за украинцами. Дом, в котором оборонялась наша группа, был в двадцати метрах от них. Это было еще одной особенностью работы в городе: наши бойцы и «немцы» могли перекрикиваться, не особо повышая голос, и были в полукольце.

— Братан, главное, не спать! Ваша жизнь в ваших руках. Если заметите передвижение противника, я смогу вам помочь только АГС, — с заботой увещевал я их.

— Хорошо, командир. Мы все понимаем. Мы там отправили списки личного состава тебе.

Ночью дежурил я, чтобы Володя мог отдохнуть и поспать после очень напряженного дня. «Грива» принес мне обрывки картона и обоев, на которых были накарябаны позывные ребят, в данный момент находившихся в захваченных домах. На отдельной картонке было два позывных тех, кто выбыл из-за ранения. Я смотрел на эти обрывки с накарябанными на них карандашом каракулями, на его черное лицо и руки в саже, которые невозможно было оттереть даже спиртовыми салфетками, и понимал, что там в домах они такие все: грязные, заросшие уставшие и, одновременно, злые как черти. Я забрал у него эту наскальную живопись, чтобы, подобно археологу, попытаться вычислить, что на них написано, и написать к пяти утра список личного состава. Я отметил про себя, что пошли огнестрельные пулевые ранения, и это было лучше, чем осколочные, которые мы получали в полях. Осколок — это кусок металла неправильной формы, который оставляет рваные, труднозаживающие раны и дробит кости и суставы, если он достаточно крупный. Мелкие осколки, в миллиметр и более величиной, могут нашпиговать твое тело и вызвать обильную кровопотерю. А пуля оставляла небольшие отверстия и не давала сильной кровопотери, если попадала в мягкие ткани.

— Что тут написано? — не мог разобрать я.

— По-моему… — он называл позывной бойца, и я лез сверяться со вчерашним списком.

— Точно. Отгадал! — отвечал я записывал я его позывной в новый список.

— «Констебель»? — выходил на меня «Киото». — Как там у вас? Есть цели пострелять?

— Как говна в колхозе! У тебя столько гранат нет, сколько у нас целей! — подкалывал я его. — Давай по одному залпу сюда и сюда.

— Молодой, сможешь по звуку корректировать?

— Легко! Юг — двадцать. Запад — сорок, — затараторил он и, когда прилетел пристрелочный, тут же закричал: — Есть! Хорошее попадание! Насыпайте туда всем, что есть!

— Слушай разрывы! — сказал я «Киото» и передал новые координаты. — Чтобы они там не дремали, будем каждые полчаса накидывать для бодрости.

— Легко. В эфире передача «Доброго ранку хлопцы»!

И через пару минут по домам, в которых был противник, начинались прилеты. Украинские минометчики тоже не оставались в долгу. Это было похоже на противостояние пацанов из соседних районов, которые вели войну за асфальт. Только в отличие от подростковых разборок тут все было по-взрослому. Игры в войнушку переросли в полномасштабную войну.

Наша группы за ночь сконектились с РВшниками, которые сидели на востоке, через дорогу от них, и стали работать одновременно. Разведчики и наши пацаны делились информацией и предупреждали друг друга о передвижении противника и своих передвижениях.

— Разведка — третьему? Выходим работать. Смотрите не прибараньте нас.

— Не ссы! Мы вас наблюдаем.

Я с радостью слушал по рации, как они взаимодействуют и работают сообща. Это тоже была особенность людей из проекта. Ребята привыкли к постоянной связи друг с другом в тюрьме через сложную систему «кабур» и «коней». Информация в тюрьме и зоне и по всей системе исправительных учреждений передавалась посредством «маляв» и «прогонов». Она работала намного надежнее, чем почта России. А с появлением телефонов эта связь стала практически молниеносной. Рации ничем не отличались от телефонов, за исключением того, что эфир был открыт для командиров, но это не мешало бойцам решать необходимые военные задачи напрямую. Инициатива не наказывалась, а поощрялась.

Я видел, как прижилось обучение «Горбунка», и ребята пользовались гранатометами все чаще и больше. Когда ты видишь, как от твоих выстрелов отступают и погибают враги, твои тестикулы растут и становятся железными. А вместе с тестостероном появляются уверенность в себе и смелость в мыслях и поступках. В каждой группе, которая шла вперед, был гранатометчик и, как минимум, тридцать зарядов, которые они расходовали за полдня. Я бы сказал, начиная с «Острова» среди бойцов началась повальная эпидемия увлечения РПГ и эксперименты с разными его зарядами.

От противопехотных осколочных «карандашей» до взрывоопасных вакуумных термобаров.

Утром группы стали работать дальше. Одна держала огороды в квартале, который мы захватили ровно наполовину, и пять домов вдоль улицы Независимости. А группа «Ньютона» пошла штурмовать дом на западе. «Ньютон» совсем недавно вернулся из госпиталя, где лечил свою спину после ранения возле заправки «Параллель». После взрыва мины врачи насчитали в его спине больше ста мелких осколков. Часть из них из него вытащили, а часть подлечили и замазали зеленкой, поэтому он приехал назад как зеленый гепард и сразу попал в новую переделку. Как бывалый воин, он возглавил штурмовую группу и повел ее брать дом на западе. При штурме дома погиб один из бойцов, которого снял пулеметчик. Украинские пулеметчики грамотно держали сектора и работали крест на крест. Но остальная группа штурманула этот дом и выбила оттуда украинцев.

Журналисты

Вечером я поехал в штаб по вызову командира, не совсем понимая, в чем необходимость этого. Войдя в помещение, я стоял и не знал, куда присесть, так тут было чисто.

— Ты чего встал? Садись на диван, — сказал мне командир.

— Да я весь в грязи. В кузове ехал. Я лучше на пол присяду.

— Не гони. Пошли поговорим в комнату.

Командир выделил помещение, которое про себя я называл «комнатой психологической разгрузки». Здесь, в частности, стоял телевизор, по которому шло два русских канала.

— Знакомься. Это журналисты с телевидения.

Про «Вагнер» снимают сюжеты, — указал мне командир на двух человек, которые сидели на диване. — На нас сейчас мода. Единственное подразделение, которое наступает и берет города.

При нашем появлении журналисты встали и с интересом стали рассматривать меня и мою экипировку. Ни один из них не был похож на журналиста. Это были крепко скроенные парни в хорошем обмундировании, больше похожие на спецназ ВВ. Только вместо автоматов они вертели в руках аппаратуру для съемки.

— «Констебль». Командир… Начальник штаба третьего взвода, — поздоровался я с парнями и протянул руку.

— Александр, — представился один из них. — Журналист новостного канала. Хотел бы взять у тебя интервью и поехать с тобой на передовую,