— О… Да… Брок… — он взъерошил свои волосы, вспоминая, что стоит неподобающе близко к лере.

— Ты меня даже не поблагодаришь за такое? — её взгляд был отрешенным, пустым, стылым — он своим поведением напомнил ей самый худший день в её жизни. Как она смогла выжить? Где нашла силы дышать и двигаться дальше? Как выстояла перед людским осуждением, ведь никого не было на её стороне. Сильная, несгибаемая лера… И никогда не будет его. «Не обломится!» — он еще помнил её слова.

— Элизабет, моя признательность к тебе не знает границ, — начал он и тут же замолчал, ловя её оживающий и теплеющий взгляд. Как нежный цветок, схваченный морозом, оживает в тепле, так и она расцветала на его глазах — даже щеки чуть покраснели, хотя они могли покраснеть и от его вида — глаза Элизабет задержались на расстегнутом вороте сорочки.

— Совсем?

Он глупо пояснил:

— Совсем.

— Тогда поцелуй меня и обними — у меня ноги подгибаются от страха. Я так перетрусила, я так испугалась… Я… Я не знала, как тебя остановить — ты же глупая птица кардинал, уверенная, что только смерть очистит твою честь…

Она краем глаза заметила так и висящую в воздухе пулю. Та тут же со стуком упала на пол.

— Лиз, слово чести, я не собираюсь заканчивать свою жизнь самоубийством — у меня есть обязательства по службе, долг, который я должен выполнить, и ты.

— Я твой билет до Аквилиты?

— Я не заслужил такой билет…

Она растеряно посмотрела на него, взгляд задержался на его губах, поднялся чуть выше, потом снова опустился… Если бы он мог себе позволить её поцеловать… Если бы он мог себе позволить её хотя бы обнять… У него нет права и дальше ломать её жизнь — ей пришлось тяжело из-за Джеймса де ла Тьерн. Грег не имел права превращать её жизнь в пекло. Он не мог себе позволить быть с ней хотя бы потому, что в любой момент может стать чудовищем.

— Грег?

Он отступил чуть назад, а она сделала шаг вперед, сама приподнимаясь на цыпочках и целуя его. Она давно знала, что поцелуи не означают брак и не ведут к детям. Поцелуй — это просто прикосновение губами, это просто выражение своих чувств. Видимо, Джеймс не очень любил поцелуи. Или она не любила Джеймса. Или Грег умел целоваться. Или он любил её. Что-то точно было не то, потому что этот поцелуй не был просто прикосновением губ. Он был теплом. Он был негой. Он был как вода в пустыне, он был сама нежность, и ноги и впрямь ослабли — хорошо, что Грег удерживал её рукой за талию. Когда его язык скользнул за её губы, осторожно знакомясь с ней и лаская, она решила, что пусть несется в пекло весь этот мир ханжества — ей уже нечего терять, кроме Грега. Её рука скользнула по его шее, и чуть ниже, по ключице и гладкой груди дальше, тоже знакомясь с Грегом и его отзывчивым телом.

Их прервал громкий телефонный звонок — аппарат стоял на столе и просто надрывался: Элизабет не сразу позволила Грегу прервать поцелуй.

— Прости… — он покаянно прошептал ей, даже не зная толком за что извиняется: за прерванный поцелуй или за сам факт поцелуя — все же это недостойный поступок с его стороны, он воспользовался тем, что она сама неосмотрительно пришла в его номер. — Прости…

Он спешно взял трубку:

— Да, Блек у телефона… Соединяйте!

Лиз напряглась и снова прижалась к нему, кладя голову на грудь и вслушиваясь в ритм его сердца — то до сих пор билось как заполошное, а ведь сколько уже женщин было в его жизни…

Телефонная нерисса мягко сказала:

— Олфинбург на связи. — Щелкнуло соединение, и в трубку ворвался громкий, пожалуй, даже Лиз слышала его фразы, голос отца:

— Ты! Я предупреждал тебя, Грег! Я говорил, что у тебя есть теперь только один выход. И что же я вижу?

Грег горько повторил:

— И что же ты видишь?

— То, что тебя больше нет в моем мире! Пуля в висок — единственное, что ты можешь сделать сейчас из хорошего!!! Думаешь, Тальма этого не заслужила?

Лиз вздрогнула в его объятьях и тихо позвала:

— Грег?

Отец тут же отреагировал на её голос:

— Ты!!! Я тут изо всех сил пытаюсь замять скандал, а ты развлекаешься в такой момент с любовницей?!

— Элизабет не… — договорить он не успел — вмешалась Лиз:

— Можно я? — она дернула трубку на себя, уверенная, что он сам её не защитит. Проклятье, Лиз не верит даже в его возможность защитить её перед семьей. — Недоброе утро, лер Блек. Это лера Элизабет де Бернье, любовница вашего сына — тут вы правы. Я хочу сказать вам одно: если по вашей вине хоть один волос упадет с головы вашего сына, вы и Тальма сильно пожалеете! Уже через день после волоска все ваши договора о поставках руд и угля будут пересмотрены. А через день — остановится каждый второй паромобиль и каждый первый дирижабль! Патентное право защищается магией — вам ли не знать. Я отзову все патенты, принадлежащие мне и моей семье. И семье де ла Тьерн. Подумайте, стоит ли начинать войну там, где все можно решить миром? Вы, несомненно, любите своего сына и, чудеса, я тоже его люблю!

— Шшшшто вы себе позволяете… — на той стороне не рычали — шипели от неё наглости. Кажется, лер Блек-старший хорошо разбирался в семейный связях Вернии и быстро сложил две фамилии: де Бернье и де ла Тьерн. Лиз было немного стыдно за то, что в своих угрозах она приплела Мюрая, но он обещал прийти ей на помощь — так пусть помогает!

Грег потемнел лицом — вспомнил, что целовал еще немного чужую невесту. Он протянул руку к трубке, но на том конце провода что-то громко бухнуло и… Блек-старший бросил трубку.

Лиз положила трубку на телефонный рычаг:

— Прости, кажется, твой отец вспылил и прервал звонок.

Грег кивнул и медленно сказал:

— Я телефонирую ему потом — когда перебесится. Вспышки ярости у нас семейные. И… — его взгляд, словно прощаясь, задержался на её губах, а потом уперся прямо в глаза: — Лиз, мне не нужна любовница. Прости, что допустил такую безобразную сцену… Ты не моя любовница.

Она улыбнулась и утешающе положила свою ладонь ему на щеку:

— А мне казалось, что твой отец прав