Шрифт:
Закладка:
В первом месте (I, 24) одержимый духом восклицает: «Ты, Иисус — назарянин», во втором (X, 46) слепой нищий, которому сказали, что идет «Иисус — назарянин», восклицает: «Иисус, сыне Давидов», в третьем (XIV, 67) служанка говорит: «Ты был с Иисусом — назарянином», в четвертом, наконец, ангел говорит: «Иисуса ищете назарянина». Что касается первого места, то Лука воспроизводит его дословно, тогда как остальных его нет. Что касается второго, то у Матфея в соответствующем месте не упоминается ничего о назарянине, тогда как Лука (XVIII, 37) говорит об «Иисусе назорее». В третьем месте, где у Марка одна служанка говорит «назарянин», Матфей приводит двух служанок, из которых одна говорит: «Иисус Галилеянин», а Лука говорит о служанке и рабе, но не употребляет в отношении Иисуса никакого прозвища, хотя Петр и назван у него галилеянином. С другой стороны, четвертое евангелие употребляет два раза прозвище «назорей». Наконец, Лука стоит совершенно изолированно со своим рассказом об Эммаусе, в котором по одним рукописям говорится о «назарянине», по другим о «назорее» (XXIV, 13). В виду того, что мы здесь имеем везде позднейшие наросты, можно сказать, что весь доказательный материал, относящийся к проблеме прозвища «назарянин», сводится к сведениям, сообщаемым евангелием Марка. Та последовательность, которую обнаруживает это евангелие в употреблении выражения «назарянин», ставит пред нами следующую альтернативу: либо это прозвище является специальным биографическим эпитетом, либо оно нарочито введено в текст евангелия и в известной мере воспроизведено остальными. Можно ли долго колебаться в выборе того или другого вывода, когда мы замечаем, что решительно все эпизоды, описание которых содержит это прозвище Иисуса, мифичны? А голая декларация в первой главе Марка: «Пришел Иисус из Назарета Галилейского и крестился от Иоанна», особенно убедительной не может быть. Тот факт, на который указывает Тишендорф[46], что форма «назарянин» особенно последовательно соблюдается латинскими рукописями, — показывает, что мы имеем здесь дело с рассчитанной попыткой внести некоторую определенность в тот хаос, который образовался вокруг выражения «назорей» и мнимого географического названия «Назарет». Таким образом, мы в конце концов пришли к следующим выводам:
1. Наиболее ранние тексты говорят просто об Иисусе и ничего не упоминают ни о Назарете, ни о том, что Иисус, якобы, был назореем. Такова была позиция, которую занимал Павел или паулинисты-авторы посланий.
2. После Павла иезуизм приобрел, по-видимому, какую-то связь с сектантами или аскетическими обрядами назаризма[47]. Очень сомнительно, чтобы обе вариации «назарянин» и «назорей» имели вначале одинаковый смысл или чтобы эпитет «назарянин» возник на почве термина «Netzer» (росток) или мифа о Назарете для различия между назаритски настроенными христианами и остальными.
3. В течение некоторого времени после этого антиаскетические группы прилагали, вероятно, все свои усилия к тому, чтобы так или иначе разделаться с назаризмом. Они могли для этого придумать новый вариант для объяснения слова «назарянин», вложив в него квазиисторический смысл. Такое толкование слова было бы обязательно и для нас, если бы мы усвоили взгляд д-ра Хейне, согласно׳ которого имена «Назара» и «Назар» превратились в Геннисарет, а северный Вифлеем назывался первоначально Вифлеем-Назара или Назар-Вифлеем Галилейский. Согласно этого же взгляда «назареи» означали вообще галилеян. Такого рода предположение однако не меняет нашего вывода, что пребывание Иисуса в Назарете или Назаре является, вероятно, мифом более поздним, а не более ранним, чем миф о рождении Иисуса в Вифлееме и что самое происхождение мифа таково, каким его обнаруживает пред нами рассказ Матфея. Эта же деталь навязана Марку римскими, вероятно, методистами[48], игнорирующими совершенно Вифлеем, просто потому, что ведь употребление Марком термина «назарянин» могло оказать содействие назаризму и слова о назарянине могло получить смысл «назорея», а не «человека из Назарета». Однако, если бы название того пункта в котором, якобы, вырос Иисус, было бы, действительно, «Назарет», то прозвище Иисуса должно было быть не «назарянин» а «назаретянин» или во всяком случае в нем должен был бы сохраниться звук «т» 14. Современное название селения «Назра», в котором «т» выпущено, а равно попадающийся иногда вариант этого названия «Назара», могут быть просто результатом того фонетического искажения, которому часто подвергаются имена и названия. Если же, однако, как Кайм, Генгстенберг и др. думают, что подлинным еврейским географическим названием могло быть слово «Nezer», то рецепция названия «Назарет» совершенно ясно обнаруживает сознательную и рассчитанную попытку придать совершенно новый смысл слову «назарянин», произвести его от какого-нибудь другого термина, а не от слов «назир», или «Нецер», которые сразу бы обнаружили искусственность и фиктивность этого термина, имея совершенно определенный смысл в еврейской религиозной литературе[49].
Такой взгляд на природу прозвища «назарянин», по-видимому, находит себе подтверждение в некоторых любопытных деталях, которые встречаются, в «Деяниях апостольских». В «Деяниях» шесть раз упоминается «Иисус назорей», и только один раз «Иисус из Назарета»[50]. Эпитета «назарянин» там совсем нет. Упоминание «Назарета» (X, 38) явно неаутентично ибо оно приведено в совершенно мифическом разговоре Петра и по-видимому, просто вставлено в это, разговор без всякого основания. «Деяния» говорят таким образом исключительно об Иисусе «назорее» подобно тому, как Марк упоминает везде только Иисуса «назарянина». Наиболее вероятным объяснением этого противоречия является предположение, что компиляторы потому упоминают исключительно Иисуса назорея, что они знали его последователей именно, как назореев, тогда как редакторы Маркова евангелия для того, чтобы устранить всякую связь между собой и назореями, употребили везде прозвище «назарянин».
Гипотеза, предполагающая, что иезуистский культ, не имевший при Павле и паулинистах никакой связи с назаризмом, впоследствии воспринял некоторые элементы этого религиозного института, может считаться исторически твердо обоснованной. Здесь уместно будет указать, что, если иезуисты начали уклоняться в сторону назаризма, выбрав себе в качестве символа «Нецер» (отрасль) Давида, сына иессеева, то великолепным ключом к пониманию такого уклона является ветхозаветный миф о первосвященнике Иошуа, который у пророка Захарии (III, 1 — 82 VI, 11 — 12) фигурирует в качестве «ветви» (точнее «ростка») и играет квазимсссианистическую роль, как дважды венчанный царь и первосвященник. Здесь пред нами открывается новая проблема. Текст из Матфея (11, 23) ссылается на некое пророчество, согласно которого мессия, назореем (по-еврейски,
