своем принадлежали к буржуазно-дворянскому сословию и далеко не многие из них были готовы идти на службу к рабочему классу. С другой стороны, назначения проводились необдуманно. Есть под рукой грамотный человек, так назначим его ведать личным составом. А в то, что этот грамотный человек флотский офицер, да вдобавок специалист по необходимейшему минному делу, никто вникать не хотел. Злой умысел также нельзя было сбрасывать со счетов. Зачастую кадровая неразбериха являлась следствием скрытого, тщательно продуманного саботажа.

Сам я, не будучи никоим образом причастным к флоту, попал в наркомат по морским делам по направлению Совнаркома. У меня имелся военный опыт и я в конце 1917 года недолгое время был товарищем наркома по военным делам. Оттуда меня назначили комиссаром Петроградского окружного суда, а затем я получил назначение в наркомат по морским делам. Ночами просиживал над книгами по морскому делу и довольно быстро освоился на новом месте. Раз поручили, значит так надо.

К вечеру второго дня инспекция судов была окончена. Я также интересовался тем, какие суда можно мобилизовать для флотилии. Наметил два буксира «Сарепту» и «Ивана Галунова». Больше нечего было мобилизовать в Царицыне.

Сережа отправился «домой», чтобы подготовить отчет (как приехавшим ненадолго кабинета нам никто в штабе не предложил), а я вместе с Козловым поехал в штаб, чтобы познакомиться со Скляром и Лахматовым.

Козлову я поручил к завтрашнему дню подготовить план первоочередных работ. Хорошо раскусив натуру этого человека, я перешел с нейтрально-вежливого тона на приказной. И объяснил, что стану контролировать все, что делается. Извольте исполнять и отчитываться в исполнении. Револьвером перед физиономией Козлова не тряс, но дал понять, что шутки шутить не намерен и разного рода отговорок слышать не хочу. Хоть в лепешку расшибись, а дело сделай.

Первой была встреча с Лахматовым. Внешне он мне понравился. Серьезный, основательный мужчина, причем сразу видно, что не штабист, а боевой офицер. Будучи фронтовиком, я с первого взгляда отличал штабных офицеров от «окопных». Я представился, рассказал в двух словах о моем деле, попросил помочь и сказал, что при желании могу устроить Лахматова на работу по специальности. Я к тому времени разбирался не только в кораблях, но и в моряках. Знал, что подавляющее большинство приходит на флот по зову души. Морская служба трудна и опасна. Выдержать все ее тяготы могут лишь те, кто рожден для моря. Мне казалось, что Лахматов обрадуется моему предложению, но я ошибся. Он с вежливой холодностью выслушал меня, а затем вдруг повел в соседнюю с кабинетом комнату, в которой находился его отдел. Там стояло три стола, но только за одним сидел сотрудник. Вдоль стен тянулись набитые папками шкафы. Папки и просто кипы бумаг, лежали и сверху.

– Видите, что у меня творится, – Лахматов обвел комнату рукой. – По штату мне положено четыре сотрудника плюс помощник, а на самом деле работает один. Не успеваем первоочередные документы обрабатывать, не говоря уж о том, чтобы наладить толком учет. А вы говорите – флотилия. Простите, но не могу.

Меня поведение Лахматова сильно задело, можно сказать – оскорбило. Занят, так и скажи, зачем спектакль устраивать? Понял я, что Лахматов того же поля ягода, что и Козлов. Ладно, думаю, черт с тобой, морячок, обходились без тебя до сих пор, и дальше обойдемся.

Впоследствии выяснилось, что Лахматов был белогвардейским шпионом, правой рукой Носовича. Его назначили ведать личным составом для того, чтобы он мог беспрепятственно совать свой нос куда ему захочется. Очень удобный для шпиона отдел. Лахматов не только собирал сведения, но и активно занимался расширением рядов белогвардейского подполья, вербовал всякую сволочь. Лахматов собирался уйти к белым следом за Носовичем, но его арестовали в ноябре 1918 года и, конечно же, расстреляли.

У Носовича в штабе было трое помощников (главных), три «правых руки». Лахматов, начальник окружного артиллерийского управления Чебышев, гвардейский полковник, и начальник мобилизационного управления Ковалевский, тоже полковник царской армии.[72] Вообразить трудно, сколько дел могла натворить эта четверка шпионов, сколько вреда они принесли. А ведь были и другие, эти четверо были всего лишь верхушкой подполья. Чебышева и Ковалевского постигла та же участь, что и Лахматова. Чебышева вывел на чистую воду один из сотрудников артуправления. Он заметил, что в работу управления намеренно вносится путаница, проследил за виновными, чтобы получить доказательства, и сообщил Сталину. До поры до времени этот товарищ (не помню его фамилии) вел себя очень тихо и сам я ошибочно считал его если не явным контриком, то, во всяком случае, уж не честным человеком. А человек оказался честным (и умным). Честным людям в снесаревском штабе приходилось работать с опаской. Враги не останавливались не перед чем, в том числе и перед убийством. Порученец Носовича некто Тарасенков, бывший племянником Чебышева, занимался физическим устранением неугодных сотрудников штаба. Достоверно известно, что он убил троих человек.

Радостным событием стало для меня знакомство со Скляром. Мы сразу же почувствовали расположение друг к другу. Скляр подробно ознакомил меня с обстановкой в штабе и в Царицыне. Как заведующий агитотделом, он больше работал «в поле», как он сам выражался, то есть – на местах, чем в штабе. Поэтому обстановку в городе он знал досконально. Если сказать кратко, не вдаваясь в детали, то обстановка была настолько плохой, что хуже и быть не могло. Архиважный в стратегическом смысле город, который нельзя было сдавать врагу, имел крайне слабую оборону. Нет укреплений, мало народу, да и не на всех защитников можно положиться, нехватка всего необходимого. Недалеко от Царицына на правом берегу Дона стоял со своей армией Ворошилов, но ему предстояло чинить мост под белоказачьим натиском. (Ворошилов дошел до Царицына только в начале июля).

– Снесарев даже если бы и хотел, то ничего бы не смог сделать, – говорил Скляр. – Он не боевой генерал, а кабинетный. Одно слово – географ. Во время войны был на фронтах, полком командовал, бригадой и даже дивизией, но как командовал? Приказы подписывал, а настоящую работу делали за него подчиненные. Организатор из него никакой, да и не хочет он ничего организовывать. Талдычит одно и то же: «Держать оборону, самим в бои не вступать, сил у нас мало». Его у нас знаешь как прозвали? Баран. Носович – другое дело. Он против барана волк. Георгиевский кавалер, командир, как при старом режиме говорили, от бога. Носович умнее и хитрее Снесарева. Он усердно демонстрирует свою активность. Посмотришь, так человек всей душой за дело радеет. А дело не делается. Вот так то. Саботаж