Взгляд Генриха был задумчивым, а не осуждающим, но я решила, что он не до конца понимает, что я пытаюсь ему сейчас объяснить.

– У нее есть потребность подчинять себе людей. – Видя, что и это не помогло, я сдалась. – Вероятно, ваша матушка более добра к вам, – добавила я.

– Моя мать умерла.

– Ох!

– Я ее совсем не помню. Но вторую жену моего отца нельзя назвать злой. – По лицу Генриха пробежала тень мимолетного воспоминания. – Она действительно была добра ко мне, когда я был мальчиком.

– Она еще жива?

– Да.

– Вы с ней видитесь?

– Теперь уже нечасто.

– Но она ведь была добра к вам?

– Думаю, да.

Сказано это было без особого энтузиазма, и я подумала, что, наверное, здесь что-то не так. У Генриха определенно были с этой дамой не самые теплые отношения.

– Тогда вам никогда меня не понять, – сказала я.

– Наверное, вы правы. – Генрих взял мою руку, перевернул ладонью вверх и мягко погладил большим пальцем. Его брови слегка нахмурились. – Но французской королевы здесь сейчас нет. И она больше не имеет над вами власти, это не в ее юрисдикции. Так что вам незачем больше дрожать.

Только сейчас до меня окончательно дошло: Изабелла исчезла из моей жизни и то, что сейчас происходит между нами, ее уже не касается – и никогда не коснется. Эта мысль заставила меня улыбнуться. Я больше не трепетала; на самом деле меня охватило головокружительное ощущение эйфории, совершенно мне незнакомое. Это было прекрасное чувство свободы, расцветающее во мне, будто распускающийся розовый бутон.

– Потому что теперь власть над вами полностью принадлежит мне, – продолжал Генрих.

Я посмотрела ему в лицо. И веселье меня покинуло: я почувствовала себя неуютно под этим прямым пристальным взглядом; мой муж совсем не улыбался. Это было неприятно. Неужели в его лице я обрела нового сурового надсмотрщика?

– Моя мать командовала мной всю мою жизнь, – отважилась признаться я.

– Я буду делать то же самое, – отозвался Генрих. – Но вам это не будет в тягость.

Он выпустил мою руку, встал и отошел от кровати. Не зная, что сказать, я искала какую-нибудь безобидную тему, поскольку сам он не сподобился завести непринужденную беседу. Похоже, Генрих вообще не умел вести разговор. Молчание заставляло меня нервничать, и я ухватилась за первый вопрос, пришедший мне в голову.

– Мы скоро уедем в Англию?

– Да. Я хочу, чтобы мой наследник родился там.

Генрих снял с шеи массивную золотую цепь с рубинами и очень аккуратно уложил ее на крышку сундука, после чего сел, чтобы снять мягкие сапоги.

– Завтра состоится рыцарский турнир в честь нашей свадьбы, – вдруг сказала я – несколько непоследовательно.

– Да. – Его голос прозвучал приглушенно, ведь в этот миг он как раз снимал через голову тунику.

Я затаила дыхание.

– А вы будете в нем участвовать?

Генрих поднял на меня глаза и уже приоткрыл рот, чтобы что-то ответить. Но потом передумал и, кивнув головой, коротко бросил:

– Собирался.

– Вы будете сражаться за меня?

– Разумеется. На всех подобных турнирах вы будете почетной гостьей.

Я подумала, что это довольно странное выражение, но вслух произнесла то, что, с моей тривиальной женской точки зрения, в тот миг было главным:

– Мне нечего надеть – у меня нет наряда, подобающего почетной гостье рыцарского турнира.

Генрих тем временем укладывал свой пояс и меч рядом с золотой цепью.

– А что насчет платья, в котором вы венчались? Оно не подойдет?

Чисто мужской ответ, подумала я; с другой стороны, откуда ему знать нюансы?

– Не подойдет. Я одолжила его у матери. – Заметив скептическую ухмылку, я решила прибегнуть к железной логике, чтобы его убедить. – К тому же оно французское. А я теперь королева Англии.

Этот аргумент застал Генриха врасплох, и он впервые громко рассмеялся.

– Неужто у вас нет ничего другого? Наверняка…

– Платье, которое сшили для нашей с вами первой встречи, я оставила в Париже – когда мы, боясь вашего нападения, спешно уезжали оттуда.

Его брови сурово нахмурились, как будто я напомнила ему о незавершенной битве, но затем его лицо просветлело.

– Очевидно, я должен обеспечить вас достойным нарядом. Я отдам соответствующие распоряжения.

– Благодарю вас. – Что ж, уже неплохо. Я провела языком по пересохшим губам. – Я бы хотела выпить немного вина.

Мне нужно было кое-что ему сказать, и вино помогло бы мне избавиться от тяжести в груди и развязало бы мне язык.

Генрих недовольно опустил подбородок – то ли он редко наливал вино, то ли счел мою просьбу неразумной, – но потом все же с легким поклоном протянул мне прелестный резной кубок тонкой работы.

– Только не бросайте его на пол.

Я ожидала, что мой муж улыбнется, превратив это в шутку, но он, оставаясь совершенно серьезным, лишь отвернулся, чтобы налить второй кубок – для себя. Вероятно, на самом деле это все же было наставлением на будущее.

– Я не понравилась английским дамам, – заявила я, пригубив вино.

– Они вас совсем не знают.

Я снова приложилась к бокалу.

– Они говорят, что моя мать распутница.

– Екатерина. – Это прозвучало, как тяжкий вздох. Генрих был шокирован? – Весьма неразумно повторять чужие сплетни.

Его ответ меня не удовлетворил, и я опять сделала глоток вина.

– Я хотела бы сама выбирать придворных дам.

– И кого бы вы выбрали? – Его удивленно поднятые брови скрылись за упавшими на лоб волосами.

– Пока не знаю, – честно призналась я.

– Я уже назначил их – кое-кого из них вы видели на пиру, – как бы между делом сухо заметил Генрих. – Поскольку вам предстоит жить в Англии, будет лучше, если это будут англичанки. Леди Беатрис поможет вам сделать первые шаги на новом поприще.

– А разве вас не будет рядом со мной?

– Буду, но не все время.

Таким образом меня приговорили к обществу какой-то леди Беатрис. Я лишь надеялась, что это не та самоуверенная брюнетка. Я снова пригубила вино, чувствуя, как благодаря разливающемуся внутри теплу притупляется нервное напряжение; Генрих же ловкими движениями принялся распускать завязки на своей рубашке.

– А можно я оставлю себе Гилье?

– Кто это?

– Моя служанка.

– Как пожелаете.

Ему было все равно.

Генрих продолжал снимать с себя одежду, пока не остался в одних безупречно облегающих его тело шоссах[17]. Снова занервничав, я сосредоточилась на остатках вина в своем кубке и в результате выдала еще один совершенно не относящийся к делу вопрос:

– Как зовут вашу мачеху?

– Джоанна. Она из королевской династии Наварры.

– Я с ней познакомлюсь? Она находится при дворе?

– Нет. Она живет в уединении. У нее проблемы со здоровьем. – Сделав глубокий вдох, Генрих встал