Шрифт:
Закладка:
Фрейд, конечно, концентрирует свое внимание на других вещах, вскрывая, словно некий психохирург, символический смысл симптомов девушки и всей истории вообще; но, как всегда, он сообщает и много интересных данных, лежащих на периферии его интересов. Так, среди сведений, которые привели его в замешательство, Фрейд сообщает, что его пациентка была «почти уверена в том, что все считают ее человеком, который просто много фантазирует» и выдумывает условия, делающие ее больной. Там же он пишет, что девушка «с беспокойством все время пыталась удостовериться, до конца ли я искренен с ней» — или так же вероломен, как ее отец. Когда, в конце концов, она отказалась от аналитика и его анализа «ради конфронтации с окружающими ее взрослыми и их тайнами, которые она знает», Фрейд посчитал это актом мести по отношению к взрослым и к нему тоже; и эта часть интерпретации хорошо укладывается в общую схему его интерпретации.
Тем не менее, как мы теперь можем увидеть, в этом настойчивом требовании исторической правды есть нечто большее, чем просто отрицание внутренней правды — особенно в юном существе. Ибо вопрос, к какому типу молодым людям причислить себя, причислить необратимо — к правдивым или к обманщикам, к слабым или к бунтарям — является в их сознании вопросом первостепенной важности. Столь же важен для них и вопрос, правильно или неправильно они поступают, не принимая условия, которые делают их слабее: он важен в качестве инсайта в отношении того, что из себя вообще может представлять структура их слабости.
Другими словами, они настаивают на том, что смысл их слабости становится постижимым в переформулировке исторической истины, как она является в их собственных инсайдах и искажениях, но не в связи с понятиями окружающего мира, в отношении которых им бы хотелось, чтобы те «были возвращены к разуму» (как сформулировал это отец Доры, когда привел ее к Фрейду).
Несомненно, Дора была истеричкой, и симптомы ее болезни имеют психосексуальное происхождение. Но сексуальная природа ее расстройства и поводов, непосредственно спровоцировавших его, не должна заслонять от нас тот факт, что и другого рода измены, семейные и общественные, заставляют молодых людей регрессировать на более ранние стадии своего развития, и происходит это разными путями.
Способность же к такому явно регрессивному и симптоматичному образованию появляется только с наступлением юности: только когда укрепляется историческая функция сознания, могут становится заметными и значимые подавленности, заметными в такой степени, что они могут вызвать последующие симптоматические образования и деформацию характера. Глубина регрессии определяет природу патологии и характер терапии, которую здесь надлежит задействовать. Однако существует некая патогномическая картина, которой обладают все болезненные молодые люди и которая ясно просматривается в описании Фрейдом общего состояния Доры. Эта картина в первую очередь характеризуется отказом от исторического течения времени и попыткой ретроспективного вызова, что сопровождается переоценкой родительского влияния перед лицом новой истины, реализация которой относится к будущему, в котором молодой человек освободится от родительской опеки.
* * *
Итак, болезненный юноша постепенно прекращает пробные вылазки в будущее; его болезненный мораторий находит конец в самом себе и, таким образом, перестает быть мораторием (Дора страдала от «taedium vitae»[21], которое, возможно, не было целиком подлинным, писал Фрейд). Именно по этой причине смерть и самоубийство могут быть в период юности столь привлекательны — имеется в виду беспричинное стремление к самоубийству (или к убийству) — ибо смерть в этом случае должна завершать историю жизни еще до того, как она соединилась с другими жизнями в непреклонном обязательстве. (Родители Доры обнаружили «письмо, в котором говорилось, что их дочь собирается уйти из жизни, потому что больше не может ее продолжать. Однако отец девушки… в конце концов выяснил, что у нее нет серьезных намерений покончить жизнь самоубийством».) Существует также и социальная изоляция, исключающая всякое чувство солидарности и могущая привести к изоляции снобистской, которая ищет компании, но не друзей (Дора, «пытаясь отвергнуть социальные связи», была «недоступной», «недружелюбной»). Энергия отрицания, которая сопровождает первые шаги формирования идентичности (у некоторых молодых людей она может привести к внезапному импульсу уничтожать все вокруг), у невротиков направляется на самого себя («Дора не была довольна ни собой, ни своей семьей»).
Отвергнутая самость, в свою очередь, становится не в состоянии дать пристанище верности и, вследствие этого, страшится любви и сексуальных контактов. Заторможенность в работе, часто сопровождающая данную психологическую картину (Дора страдала «утомлением и отсутствием концентрации»), на самом деле является задержкой в выборе карьеры, в том смысле, что любая усиленная работа по выработке мастерства или совершенствованию метода предполагает тесную привязанность человека к определенной роли и статусу, на которую недвусмысленно намекает его деятельность; здесь, таким образом, всякий мораторий опять сходит на нет. Там где формируются фрагментарные идентичности, они отличаются высоким самосознанием и сразу попадают в состояние испытания (так, очевидно, и Дора защищала свое желание быть интеллектуальной женщиной). Это сознание идентичности представляет собой странную смесь, в которой преобладает чувство превосходства, граничащее с мегаломанией («Я — велик,» — сказал один из моих пациентов), при помощи которого больной пытается убедить себя в том, что на самом деле он очень хорош для своего общества либо для своего исторического периода, хотя в той же степени этот человек убеждает себя в том, что он — никто.
* * *
Мы вкратце обрисовали наиболее очевидные социальные симптомы юношеской психопатологии, частично отметив, что, помимо сложной структуры специфических симптомов, в картине, представляющей каждую стадию заболевания, существует выражение психологической доминанты. Оно настолько открыто, настолько очевидно, что иногда удивляешься, зачем пациент привирает, рассказывая столь простую правду, или рассказывает правду, хотя, кажется, должен был бы лгать.
Между тем, представленный обзор также служит сравнением изолированного больного юноши с теми молодыми людьми, которые пытаются разрешить свое сомнение во взрослых посредством вступления в тайные группировки и банды. Фрейд обнаружил, что «психоневрозы — это, так сказать, обратная сторона перверсий», и это означает, что невротики страдают от подавления тенденций, перверсии которых стремятся «ожить». Есть что-то общее в том, что изолированные болезненные юноши пытаются решить удалением ото всего то,
