Наиболее распространенная форма выражения неудовлетворенности юноши — это жажда движения, либо в форме «двигаться куда-то», либо — «стремиться за чем-то», либо — «бегать вокруг». Сюда же относится поиск надлежащего движения: в серьезной работе, спорте, захватывающих танцах, бесхитростных Wanderschaf[18], увлечениях быстрыми животными и машинами. Данное стремление находит выражение и в участии юноши в «движениях» своего времени (будь то шествия местных общин, парады или идеологические кампании), во всем, что только подходит к его желанию чувствовать себя и «движущимся», и чем-то важным в этом движении, причем движение должно иметь перспективу в будущем. Ясно, что общество предоставляет ряд ритуальных комбинаций идеологических перспектив и форм движений (танцы, спорт, парады, демонстрации, разгульные праздники), целью которых является включение молодых в исполнение их исторических задач. Когда общество оказывается неспособным делать это, данные структуры образуют собственные комбинации, в виде небольших групп, занятых какими-то своими играми: благодушной глупостью, жестокими выходками, войной с законом. Таким образом, ни на какой другой стадии жизненного цикла надежда обрести себя и опасность потерять себя столь тесно не связаны друг с другом, как в юности.

* * *

В связи с движением нам следует сказать о двух великих промышленных достижениях: автомобиле и кинематографе. Автомобиль, несомненно, — это душа и символ нашей технологии и ее совершенства, и он является целью и мечтой для большинства современной молодежи. Однако в связи с проблемой юношеской незрелости необходимо понять и то, что как машины, так и кино дают возможность тем, кто склонен к пассивности, иллюзию активного движения.

Много пишут и о частых кражах автомобилей молодыми людьми (почему-то общество никак не может понять, что автомобильная кража — это тоже элемент приобретательской психологии), хотя в большинстве случаев молодые люди крадут машины не ради обладания ими, а ради возбуждения, которое им доставляет езда, дающая реальные возможности быстро нестись прочь. Впрочем, хотя при этом юношу целиком охватывает чувство двигательного всемогущества, его потребность в движении активном часто останется неудовлетворенной.

Так же и кинематограф, причем в гораздо большей степени, предоставляет возможность сидящему зрителю, возбуждая его эмоции, двигаться быстро и неистово в искусственном визуальном поле, постоянно сталкиваясь со сценами насилия и сексуального обладания — и все это без малейшего усилия ума, воображения или воли со стороны смотрящего.

Я специально подчеркиваю данный дисбаланс в юношеском опыте, потому что, по моему мнению, он объясняет новые виды взрывов протеста молодежи и отмечает ее стремление к новым видам господства. Опасность подвергнуться этому дисбалансу в гораздо меньшей степени присуща той части молодежи, которая активно занимается техникой, стремясь освоить ее достижения и идентифицировать себя с процессом появления новых изобретений, усовершенствования производства, овладения машинной технологией, и это открывает перед юношей новые и безграничные возможности применения своих способностей. Однако когда молодежь ущемлена в участии в техническом развитии и не имеет технического опыта, то это неминуемо вызывает взрыв, порыве бунтарского характера; когда она лишена возможности пользоваться дарами технического прогресса, это вызывает у нее чувство отстраненности от современного мира, которое продолжается до тех пор, покуда технология общества и не технологическое сознание молодежи не приходят к некоторому согласию.

Когнитивные задатки, развиваясь в течение первой половины второго десятилетия жизни, оснащают стоящие перед юностью цели мощнейшим средством для их реализации. Ж. Пиаже называет достижения в познании, которыми обладает подросток примерно к пятнадцати годам, «формальными операциями». Это означает, что молодой человек способен теперь гипотетическими размышлять о возможных вариациях и потенциальных отношениях, причем размышлять исключительно в мысли, независимо от наличия необходимых для этого конкретных условий. Как замечает по этому поводу Джером С. Брюнер, ребенок теперь может «вызывать в своем воображении в виде системы все виды альтернативных возможностей, могущих существовать в какое угодно время»[19]. Такая когнитивная ориентация отнюдь не отрицает, а, наоборот, поощряет потребность молодой личности в развитии чувства идентичности, ибо среди всех возможных и воображаемых отношений она должна выбрать ряд достаточно четко определенных личностных, профессиональных, сексуальных и идеологических обязательств.

Здесь снова поляризуются верность и многообразие. При этом оба явления одинаково важны и взаимно поддерживают существование друг друга: верность без чувства многообразия может стать одержимостью и надоедливостью; разнообразие без чувства верности — простым релятивизмом.

* * *

Таким образом, чувство эго-идентичности становится в период юности более необходимым (и более проблематичным), когда взору предстает широкий набор возможных идентичностей. Термин «идентичность» используется в наше время с поразительной легковесностью; по этому поводу я могу лишь заметить, что реальный предмет на самом деле очень сложен. Эго-идентичность лишь частично сознательна; в большей же степени она — подсознательна. Она представляет собой психологический процесс, отражающий разнообразные социальные процессы. Кризис эго-идентичности происходит в юности, но нарастает в течение всего детства и постоянно напоминает о себе в периоды кризисов последующих лет. Поэтому столь много значит для юного существа творение чувства тождественности, единства личности, как его ощущает каждый человек и понимают другие люди, то есть в виде существующего во времени постоянства, в виде непреложного исторического факта.

Следовательно, первая опасность юношеского возраста — это замешательство, запутанность идентичности, которые могут выражаться в виде чрезмерно затягивающихся мораториев (Гамлет — наиболее яркий пример этого); в виде постоянно повторяющихся попыток положить конец мораторию посредством внезапного выбора, то есть, поиграв с историческими возможностями, затем отказаться от определенного непреложного обязательства, которое к тому времени уже существует; иногда даже в виде сильной регрессивной патологии, которую мы ниже собираемся проиллюстрировать на конкретных примерах. Поэтому главным итогом этой, как и любой другой стадии развития человека, является активное, избирающее эго-существо, ответственное перед собой и способное быть ответственным в рамках социальной структуры, которая, в свою очередь, предоставляет каждой возрастной группе то место, в котором эта группа нуждается — место, в занятии которого определенной возрастной группой нуждается и сама социальная структура.

В одном из писем к Оливеру Уэнделлу Холмсу Уильям Джеймс говорит о своем желании «вновь креститься» в своих друзьях — и в этих словах он выражает так много всего, что связано с прямыми требованиями социального опыта и социальных потребности юноши. Начиная с середины второго десятилетия жизни способность мышления и сила воображения обогащаются благодаря личностям, в которые юноша теперь способен глубоко погружаться. Юноша любит и ненавидит в людях то, что они «олицетворяют», и выбирает их потому, что находит в них что-то важное, совершая свой выбор путем приобщения к тому в этих личностях, что зачастую гораздо больше,