Шрифт:
Закладка:
— Мне кажется, что тебе сейчас напрягаться нельзя, — задумчиво сказал дядя. — Выглядишь как после недельной голодовки и недосыпа.
— Да все со мной нормально, — отмахнулся я и, поскольку обработка меня с двух сторон одновременно нервировала, постарался перевести разговор: — Твоя подруга подойдет?
— Нет, она проводы не любит.
— Я про конференцию.
— Конференции тоже. Говорит, там слишком высокий процент идиотов на квадратный метр. Да ты сам в этом немного погодя убедишься.
Вскоре объявили посадку, я занял место у окна и уснул под монотонный бубнеж Лихолетова, который продолжал инструктировать дядю, чтобы тот ни в коем случае не забыл о руководящей роли шелагинского отделения Гильдии в целом и главы гильдии в частности.
Разбудили меня, когда самолет уже пошел на посадку, и я сразу воспользовался возможностью проверить метки и маяки. Маяк в Дальграде был один — в поместье Живетьевых, которое находилось за границей столицы, но было в пределах досягаемости моей карты. А метки нашлись как Живетьевой, так и Шелагина с Грековым. Неожиданностью оказалась метка Огонькова. Причем он был рядом с Живетьевой, а Шелагин с Грековым, можно сказать, на противоположном конце от них, если брать центр города за середину карты. Вряд ли княжич снимал так далеко номер в гостинице. Неужели Прокол? Проверить бы.
Но не прямо сейчас — времени на это нет. И сил тоже.
После этого сна я почувствовал себя почти в норме. Неприятные ощущения остались где-то на краю сознания, поэтому геройствовать я сегодня точно не буду. Да и не до этого будет: Лихолетов тащил меня в Дальград с одному ему известными целями и вряд ли согласится, чтобы я вместо конференции шлялся по столице.
Вселившись в забронированный номер, мы прямиком отправились на конференцию, которая проходила непосредственно в этой же гостинце, в огромном зале, предназначенном как раз для таких целей и оборудованном всеми нужными устройствами как для показа слайдов, так и для показа видео.
Пока народ собирался, как раз и демонстрировали короткий фильм, посвященный археологии и ее влиянию на нынешнюю жизнь. Фильм был сделан неплохо и смотрелся с интересом, хотя по некоторым пунктам выдавались довольно-таки спорные тезисы.
Выступления начались точно по графику. И первой была речь главы Гильдии, имперской гильдии, разумеется. Он довольно бодро оттарабанил десятиминутное выступление, ни к чему никого не обязывающее, но полное образных слов и выражений, которые должны были подчеркнуть поэтичность профессии, выбранной почти всеми присутствующими в зале.
О поэзии пошла речь и в следующем выступлении. Некий профессор Синицын, специалист по расшифровке языка Древних, заявил, что ему удалось найти подход к найденной в позапрошлом году табличке.
— В очередной раз, — скептически бросил Олег.
— Что в очередной раз?
— Расшифровал в очередной раз. Он с этой табличкой уже в прошлом году выступал. Тогда он ее расшифровал, как мемориальную, посмотрим, что будет сегодня.
— Друзья, — тем временем вещал Синицын, размахивая руками на манер ветряной мельницы. — Наконец-то был сделан настоящий прорыв в изучении языка Древних. Мне удалось подобрать ключик к этому, прямо скажем, непростому делу. Но зато теперь остальные найденные таблички мы будем щелкать, не побоюсь этого слова, как орешки. — Он поправил очки на носу и оглядел зал. — Этот орешек оказался твердоват, хе-хе, но мы его раскололи, хотя временами и уходили в ненужные стороны. Но теперь все. Послушайте, как прекрасны расшифрованные строки.
Он взмахнул руками, как дирижер, и начал декламировать, продолжая размахивать руками в такт словам и мотая головой с длинными, но редкими волосами.
В весенний день, как светлый сон,
Она шагала, полна мечты.
Цветы вокруг, как нежный фон,
И в сердце — радость и цветы.
— Не правда ли, прекрасные строки? — вопросил Синицын. — И они стали достоянием общества благодаря работе нашего слаженного коллектива. А теперь посмотрим, какие слова соответствуют значкам на табличке.
Он величественно махнул, и на экран вывели слайд, взглянув на который, я не удержался от смеха, потому что на табличке были указаны временные промежутки графика кварцевания.
— Кому это там так весело? — возмутился Синицын. — Молодой человек, да-да, вы, объясните всем, что вас так развеселило?
— Меня? — переспросил я на всякий случай.
— Да-да, вас.
Внимания привлекать не хотелось, но поскольку уже привлек, то и молчать я не стал.
— Меня развеселило то, что вы нашли стихи там, где написаны цифры, — пояснил я. — А значит, на этой табличке записан график работы чего-то, а не корявенький стишок.
— Кто позволил этому неучу присутствовать на нашем заседании? — возмутился Синицын, наверняка оскорбленный моим определением своих способностей к стихосложению. Старался подбирал слово к слову — и никто не оценил. — Не знаю, где он там увидел цифры…
— А ведь точно, там цифры, — заметил один из сидевших в первом ряду профессоров. — Господин Синицын, молодой человек вам правильно указал. Вот что значит свежий взгляд.
Синицын со свежестью моего взгляда не согласился и устроил безобразный скандал, в результате которого меня выставили с заседания, и заступничество Лихолетова, упиравшего на то, что я юное дарование в археологии, не помогло. Старое заслуженное дарование в лице Синицына оказалось куда весомее, и меня попросили покинуть зал.
Честно говоря, я особо и не сопротивлялся. Смысл мне здесь сидеть, если будут нести фигню, аналогичную синицынской?
Олег, выскочивший со мной, спросил:
— Правда график?
— Ага, кварцевания.
— Да уж, поэма поэмой, — фыркнул он. — Этот Синицын вообще странненький, меня удивляет, что его до сих пор приглашают на такие серьезные конференции.
Дверь не была прикрыта, и я следил за разворачивающейся научной дискуссией. В выражениях археологи не стеснялись. Профанация, неуч, безграмотность — это неслось не только со стороны Синицына, но и его оппонентов. Скандал набирал обороты. Дядя тоже с интересом прислушивался.