Подавляющее большинство очных ставок никаких противоречий не устраняют и представляют лишь трату следственного времени. За многие годы следствия я проводил их в единичных случаях. Ведь устранить противоречия в показаниях можно и без проведения очной ставки. Для этого проводится дополнительный допрос с цитированием показаний других лиц по каждому конкретному вопросу и предложением объяснить эти противоречия (и здесь вы сможете оценить сделанное ранее по вашей инициативе самим подозреваемым исключение его оговора этими лицами). Цитирование следует проводить с внесением в протокол даты цитируемого допроса и номеров его страниц в деле. Этим вы убеждаете допрашиваемого в том, что такой допрос реально существует. Вполне допустима и демонстрация допроса с подлинной подписью. Цитируйте уличающие показания частями, относящимися к конкретному факту и, соответственно, с записью объяснений противоречия и подписью допрашиваемого под каждым его пояснением. Полностью оглашать предъявленный протокол допроса не требуется (большая его часть не содержит противоречий) – и пусть подозреваемый представляет себе, что еще показал (мог показать) свидетель при допросе. Весьма эффективно цитирование ауди или видеозаписи допроса с предоставлением возможности их прослушивания и просмотра и, разумеется, отражением этого в протоколе. Именно это позволит внушаемому и подверженному влиянию (находящемуся в зависимости) свидетелю избежать противостояния с лицом, которое имеет на него такое влияние. Так, фрагментальное оглашение ауди-записи показаний жены содержавшегося под стражей подозреваемого позволило мне получить его признательные показания без проведения очной ставки, на которой он первоначально настаивал (очерк «Кто стрелял»? ). И если вы используете цитирование допросов нескольких человек, а также выводов экспертов, противоречащих версии защиты или полностью опровергающих её, то наглядно увидите, как допрашиваемый теряет уверенность в неуязвимости выбранной им позиции, и приходит к выводу о необходимости её изменения. Именно таким путем мне удавалось без проведения очных ставок устранять противоречия, добиваться отказа от несостоятельной версии.

Очная ставка является весьма сложным следственным действием, требующим от следователя тщательной подготовки к нему. Формальное и неправильное проведение очной ставки не только совершенно бесполезно и вызывает напрасную трату времени, но, в ряде случаев, приносит вред. Необходимо учесть, что как чрезмерная поспешность в проведении очной ставки, так и пропуск психологического момента, когда очную ставку целесообразно провести, одинаково вредны. Следователь заранее четко определяет: какие противоречия или разногласия, имеющиеся в показаниях должны быть устранены? Каким путем и при помощи каких вопросов, поставленных каждому из допрашиваемых можно разрешить противоречия? В каждом случае следователь заранее формулирует вопросы, направленные к выяснению противоречий, к уточнению ранее данных показаний, к выяснению всех деталей, фактов, описанных допрошенными ранее; к выявлению дополнительных доказательств, подкрепляющих правильность показаний каждого из подлежащих допросу на очной ставке.

Очная ставка должна проводиться только тогда, когда есть определенная уверенность в том, что она принесет результат. Есть смысл менять последовательность задаваемых на очной ставке вопросов и очередность ответов на них. Законом это не запрещено, а в результате вы получите уверенность в том, что произошедшие события установлены с максимальной точностью, а не подогнаны под обвинение.

Именно таким образом, провел я очную ставку при расследовании убийства, которому предшествовало групповое избиение потерпевшего. В результате он потерял сознание, а избивавшие сочли его мертвым и решили скрыть труп, сбросив его в колодец водопроводной колонки. А человек был жив, и даже серьезных повреждений на его теле судмедэксперт не установил. Его смерть наступила от асфиксии водой. Труп обнаружили через полгода. Тогда же установили его личность, так как о его пропаже никто не заявлял, и в розыске он не находился. Все та же следователь с очень большим стажем, получив заключение эксперта, решила себя не утруждать бесперспективным выяснением обстоятельств попадания трупа в колодец. Не мудрствуя, написала в постановлении об отказе в возбуждении дела: шел пьяный, наступил на люк колодца, чугунное кольцо прогнулось (?!), он упал в колодец и захлебнулся. А ссадины и гематомы при падении получил. Абсурд очевиден: чугун не способен прогибаться. И упасть в такой колодец взрослому человеку, даже сильно пьяному, весьма сложно даже при полном отсутствии люка. Моделируйте: наступив одной ногой в пустоту, он потеряет равновесие и упадет промежностью на ребро кольца, а грудной клеткой – на противоположное ребро кольца. Разве что, как воробышек скакать будет. Но обжаловать выдуманный следователем абсурд было некому.

Ну кто ж мог знать, что одним из избивавших оказался сбежавший с части солдатик, промышлявший для пропитания кражами с дач. Через некоторое время он был арестован, а в изоляторе его убедили снять грех с души, и он вспомнил (сам вспомнил! – оперативники об убийстве понятия не имели) и в явке с повинной изложил где и с кем пил, и как били потерпевшего, и куда труп дели. Явка с признанием в убийстве была направлена в прокуратуру. Дежурный следователь – автор протокола осмотра колодца с «прогнувшимся» чугунным кольцом и постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, направила вероятный «висяк» для проверки в уголовный розыск, обязав доложить результаты через неделю, то есть, когда её дежурство закончится. Поэтому явка с повинной и объяснение указанного в ней фигуранта, с полным подтверждением изложенного солдатом события, через неделю попали ко мне. К тому времени добрые люди популярно объяснили признавшему происшедшее, чем грозит признание в групповом убийстве. Естественно, от признания он отказался. После беседы с ним, я не стал его задерживать (и без задержания можно вполне успешно проводить расследование. И даже более объективно – мы ведь должны доказывать виновность подозреваемого, а не обоснованность его ареста). Другой, названный в явке фигурант, после недолгого запирательства показал, что после избиения он участия в сбрасывании трупа в колодец не принимал, но видел, что беглый солдат спускался в колодец, вылез с мокрыми брючинами и, уже на лавочке другой улицы (где они присели перекурить), сказал, что в колодце на плечах избитого стоял, пока его тело полностью не погрузилось в воду. И поэтому намочил брюки выше щиколотки. Его показания соответствовали выводам эксперта, но так ли это было, и солдат ли топил потерпевшего?

Четвертый участник избиения выехал за пределы района. На очной ставке (на неё отказавшийся от признательных объяснений пришел с адвокатом) после стандартного выяснения взаимоотношений допрашиваемых, я задал вопрос о месте и причинах избиения. Первым предложил ответить добросовестному свидетелю. Второй участник категорически свое участие в избиении и даже присутствие при этом, отрицал. Следующий вопрос был о причинах совместной поездки обоих допрашиваемых за пределы района. И получен ответ: ездили к четвертому участнику для согласования показаний, и указаны время и место состоявшейся встречи. Эти показания также не были подтверждены, но отрицающий их был в явной растерянности и неуверенности – ведь они убедительно (и совершенно неожиданно для него) подтверждали их причастность к преступлению. Затем последовал вопрос: был ли на лавочке названной улицы в эту ночь разговор о причине оказавшихся мокрыми брюк у одного из четырех участников? После утвердительного односложного ответа свидетеля, «отказник» задумался. Оценив достоверность известных следователю подробностей, и абсолютно спокойное выражение лица своего знакомого, явно не опасавшегося ареста, он подтвердил наличие такого разговора.

Тогда и был задан основной вопрос: что произошло после избиения? Но теперь уже первым отвечал бывший «отказник». И я получил возможность удостовериться в достоверности ранее полученных от другого свидетеля показаний. Оставшиеся, теперь уже незначительные противоречия были тут же устранены уже совместными усилиями участников очной ставки. А адвокат лишился возможности даже гипотетического утверждения, что его доверитель был лишь вынужден подтвердить выслушанные показания. Вывод был очевиден: непосредственным сознательным причинителем смерти был один человек, а убежденность участников конфликта в наступлении смерти потерпевшего в результате избиения, лишь их заблуждение. Под суд пошел причинивший смерть, а остальные участники избиения остались свидетелями. Нанесение побоев и ссадин при сбрасывании тела в колодец, относится к делам частного обвинения, а в связи со смертью потерпевшего, их привлечение к ответственности исключается. Стоит упомянуть, что следователь военной прокуратуры (куда дело было передано