«Только не могу понять, влюблена ли я в него? – подумалось Хелене, пока она тщательно всматривалась в веснушки на переносице молодого человека. Его улыбка и ямочки на щеках все еще вызывали приятный трепет где‑то внизу живота. Но теперь, в будничной обстановке, не припыленной романтическим флером спасения, девушку не бросало в жар от одного его присутствия. – Думаю, да… С таким началом у нас вполне могла бы получиться красивая история любви, которую бы обсуждало полгорода».

Кокетливо заправив прядь за ухо, Хелена ответила:

– Думаю, так сказывается на мне приятное общество.

Разговор родителей о бесчинствах революционеров наконец сменил русло.

– Позвольте спросить, не сложно ли вам управляться сразу с двумя детьми? Полагаю, что их воспитание требовало немало времени.

– Близнецы всегда хлопотные, особенно пока они еще дети. – Аглае рассмеялась, и ее монументальная прическа угрожающе затряслась. – Но Милу и Милли еще и сами по себе довольно шумные! И все же, знаете, возиться со своими малышами очень чудесно, хотя временами и непросто.

– Кто здесь шумный, маменька? – Камилла нахмурилась и обиженно выпятила нижнюю губу. – Между прочим, я совсем не доставляю никаких проблем, в отличие от…

Внезапно Эмиль споткнулся и выронил трость. Остальные Пэти обернулись на шум почти разом; Камилла вздрогнула, а Жислен смерил сына ледяным взглядом. Напряжение прошло как неожиданно вспыхнувшая и так же быстро потухшая искра. Юноша извинился, и компания двинулась в прежнем ритме.

У мадемуазель де Фредёр едва не вырвался вопрос, что произошло между членами семьи, но она осмотрительно закусила губу.

– А вот мы и на месте! – с напряжением в голосе воскликнул месье Пэти и махнул рукой в сторону вывески ресторана «Гранд Вефур» [20].

Ожидать от двух этих семей выбора менее помпезного ресторана было бы странно. Из-за обилия росписи и золотых панелей на стенах помещение напоминало ларец или музыкальную табакерку, в которой даже шестерни были покрыты тонким сусальным слоем.

Беленые колонны украшали рисунки умиротворенного вида женщин, на головах которых стояли огромные подносы с фруктами. Мельком Хелена взглянула на одну из них и сразу же отвернулась – изящные тела напоминали античных богинь и били по ее самолюбию.

Довольно скоро мадемуазель де Фредёр заметила, что все в семействе Пэти чувствуют себя неуютно. Жислен постоянно то промокал платком лоб, то мял ткань в ладонях. Покрасневший Эмиль сидел, потупившись. Камилла постоянно ерзала на своем стуле. Аглае громко восторгалась названием каждого блюда.

Первое время девушке не удавалось взять в толк причину подобной скованности – по нажитому состоянию Пэти явно не уступали капиталу ее отца. Лишь потом она поняла, что в корне проблемы была разница происхождения.

Хелена никогда особо не увлекалась историей своей семьи и мало расспрашивала отца о его родственниках (не говоря о линии матери, с которой Хелене вообще не хотелось иметь ничего общего). Но она точно знала, что ее прадед носил титул барона. От него Пласиду перешла самая заметная реликвия – запечатленная на сотнях бумаг частица «де», ценившаяся больше денег и драгоценностей. Статус шевалье [21] помогал отцу Хелены при обучении в университете, в продвижении по службе, добавлял авторитета среди коллег и клиентов. А сейчас внушал робость сидящей рядом семье.

В манере держаться Камилла невероятно походила на свою мать. На пикнике они не так часто находились рядом, в связи с чем Хелена не заметила сходства. Теперь же перед ней сидели две дамы, которые, улыбаясь, одинаково морщили нос, а в размышлении над вопросами закатывали глаза и приоткрывали губы. Но у дочери в качестве козыря была молодость, из-за которой провинциальность ее была не столь заметна.

«Наверняка уже половина присутствующих косится в их сторону», – невольно отметила про себя Хелена, когда мадемуазель Пэти в очередной раз принялась заливисто смеяться над шуткой своего отца.

Мадемуазель де Фредёр незаметно повернула голову в сторону зала, и ее щеки опалило завистливым жаром. На Камиллу действительно посматривали несколько юношей, и на их лицах читалось не осуждение, а граничащий с наглостью интерес.

Когда Камилла смеялась, грудь в ее декольте тряслась, словно спелые персики на дереве, а высокий голос звучал мелодично и звонко. Осознание, что на фоне новоиспеченной подруги Хелена всегда будет выглядеть более тускло, накатило со слезным комом в горле. Ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов и переключить внимание на пирожные.

– Вы уже бывали здесь? – нарочито вяло спросила мадемуазель де Фредёр.

– Да, несколько раз! Помню, в детстве я часто проходила мимо этого здания и думала, как бы я хотела оказаться внутри! У вас никогда не возникало подобных мыслей?

– Нет, я здесь обедаю начиная лет с пяти. Контора моего отца находится неподалеку.

Камилла сразу сникла. На ее лице замерла улыбка, но теперь она была виноватой, натянутой. Увы, подобная колкость – единственная месть, которую можно было позволить себе в этой ситуации. Как только Хелена поняла, что у нее получилось задеть чувства Камиллы, она мягко ей улыбнулась и добродушно добавила:

– Но ваша история показывает, что мечты все же сбываются.

Говорили по большей части родители. Несколько раз мадемуазель де Фредёр поглядывала в сторону Эмиля, но тот весь вечер сидел с печально склоненной головой. Ощущение, что день проходит совершенно без пользы, не покидало девушку.

– Эмиль! Какими судьбами?

Окрик раздался со стороны дальнего столика. Несколько молодых людей махали юному Пэти и жестами звали к себе. Один из них встал со стула, и в глаза Хелены сразу бросился алый цвет его брюк. Она не разбиралась в отличиях формы разных войск, однако мундиры и высокие сапоги даже ей говорили о принадлежности к армии.

Возник вопрос, как солдаты могли оказаться в столь дорогом заведении. Хелена взглянула в глубь залы: на их столике – самая дешевая закуска из имеющейся в меню и несколько кружек пива. Одними только напитками служащие создавали внутри роскошного ресторана дешевый кабак.

– Неужто вы теперь чураетесь нашего общества? Даже не поздороваетесь?

На лице Эмиля – безысходность попавшего в западню животного. Он несколько секунд нерешительно кусал губы, впиваясь пальцами в скатерть. Затем резко выпрямился. Извинившись перед своими спутниками, юноша почти бегом устремился к дальнему столику; солдаты встретили его одобрительным улюлюканьем.

– Разве Эмиль когда‑нибудь служил? – не сдержалась Хелена, продолжая откровенно рассматривать группу мужчин в форме.

– Нет, Милу ведь только девятнадцать… – отозвалась Аглае, устремившая взгляд в ту же сторону.

– Однако если он собирается это сделать, то совершит поистине мужской поступок, – заметил Пласид, который все это время