Сидя у себя в постели, она вяло пожала плечами и ответила без особого интереса:

– Мне бы не помешал свежий воздух, я давно не была в городе. А важно ли, с кем гулять? А еще… – Несколько секунд она смотрела в стену. – Профитролей так хочется.

– Что ж, в таком случае я напишу об этом мадам Пэти. Полагаю, ей будет приятно удостовериться, что общество их семьи тебе не претит. – Мужчина выглядел утомленным, но сложно было понять, сказалась ли на нем болезнь дочери, работа или необходимость проводить выходной с неинтересными ему людьми. – Набирайся сил, дорогая, у тебя есть еще два дня до встречи.

Как только за отцом закрылась дверь, Хелена аккуратно встала с постели и подошла к зеркалу: она потеряла в весе, а цвет лица теперь имел много общего с мякотью вяленой рыбы.

Впервые за долгое время внешний вид интересовал ее не только как повод унизить себя – Хелена оттягивала кожу на щеках с чисто практическим интересом. Успеет ли она привести себя в порядок за столь короткое время?

Реакция Камиллы не слишком заботила мадемуазель де Фредёр, ровно как и перспектива провести с ней воскресенье. Безусловно, девушка была милой, да и вкусы у них схожи. Но ее персона была интересна Хелене только в качестве компаньонки для совместного отдыха. А вот с Эмилем ситуация обстояла иначе. Молодой человек – симпатичный и очень вежливый. Его уклончивость в разговорах лишь добавляла почвы для приятных фантазий о загадочном прошлом и хорошо скрываемой сердечной боли. Чем поверхностнее человеческое нутро, тем проще мысленно создавать вокруг него новый образ.

«Еще ни разу я при нем хорошо не выглядела… Проклятье! Меня будто недавно похоронили!»

Рывком выдвинув один из ящиков комода, девушка извлекла оттуда баночку красной помады. Она досталась ей от одной из подруг, а та, в свою очередь, выпросила несколько штук у какой‑то актрисы. Приукрашивать природную красоту было не принято, косметикой пользовались тайком. Хелена не разделяла рьяного стремления к естественности, но помаду до текущего дня не трогала. Еще недавно она полагала, что лиса умрет в собственной шкуре [16], и ее это в общем‑то устраивало.

А теперь она зачерпнула вязкую алую пасту с запахом яблока и мазком положила на губы[17]. Когда девушка вновь посмотрелась в зеркало, на нее смотрело заметно посвежевшее, но отчего‑то незнакомое лицо.

* * *

– Провидица! Провидица, ну обернитесь же! За вашей спиной!

Хелена стояла под руку с Пласидом возле Луксорского обелиска [18] и тщетно крутила головой по сторонам. Вокруг пестрели парадные костюмы и платья сотен людей, в воздухе смешивался дамский парфюм; звенело от цоканья копыт и шума голосов. Иногда у мадемуазель де Фредёр начинала кружиться голова, и тогда она налегала отцу на плечо.

– Обернитесь же вы наконец, мы здесь!

Источник звука был найден – Камилла махала им поднятым вверх веером на расстоянии где‑то в пол-ярда. Поодаль стоял Эмиль вместе с их родителями. Стоило девушкам пересечься взглядами, как Камилла едва не побежала навстречу.

«Милли, душенька, больше сдержанности!» – крикнула мадам Пэти в сторону дочери, когда та уже целовала Хелене щеки. Жест вызвал у всех неловкость, так что представители старшего поколения поспешили начать знакомство. Для мадемуазель де Фредёр это стало возможностью лучше их рассмотреть, – во время пикника ее мысли занимали совершенно иные вещи.

Жислен Пэти – мужчина лет сорока с беспокойным взглядом, который он не мог долго задерживать на одном предмете. Он выглядел особенно сухопарым на фоне Пласида, который был крепче и выше почти на голову. Месье Пэти носил пышные, но грустно опущенные усы, отливающие рыжим, а веснушки на его щеках напоминали вкрапления ржавчины.

Его жена, Аглае, была, как всегда, дорого разодета. Из-за тугого корсета вкупе с большой грудью и пышными бедрами, которые Камилле посчастливилось унаследовать, фигура мадам Пэти напоминала цифру восемь.

Мужчины обменялись рукопожатиями, после чего месье Пэти обернулся к обелиску и заметил:

– Сейчас мы могли бы стоять на Площади Революции, и тогда ничего этого не было бы.

– Полностью солидарен с вами, месье! Будь мы наказаны тем, чтобы родиться несколькими десятилетиями ранее, наш взор радовала бы лишь стоящая здесь гильотина…[19] – Пласид покачал головой собственным мыслям. – Да уж, об ужасах этого времени можно слагать романы…

И разговор пошел – подобно неторопливому прогулочному шагу, коим двигалась их небольшая компания. Вместе с близнецами семейства Пэти Хелена слегка отстала от взрослых.

– Удивительно, как наши родители быстро поладили!

– Ничего удивительного. – Хелена прикрылась веером и наклонилась к Камилле. – Ваш отец мог бы полчаса говорить «Наполеон – молодец» с разной интонацией, а моему было бы так же интересно слушать.

Девушки захихикали. Проходя мимо фонтана, мадемуазель Пэти отвлеклась на одну из фигур тритонов у основания и продолжила уже более мечтательно:

– Но время и правда очень быстрое! Кажется, совсем недавно я проходила мимо этого фонтана, когда он был усыпан снегом. Каждым летом мне так тяжело поверить, что в мире случается зима.

– Я об этом никогда не задумывалась. – Мадемуазель де Фредёр также прошлась взглядом по бронзовому торсу статуи. – Сейчас в календаре меня интересует только мой день рождения.

– Ох, а когда? Если вы будете устраивать бал, то нас с братом пригласите? Это было бы так чудесненько, я была бы очень рада! – Внезапно засуетившись, девушка сняла с руки перчатку и хлестнула ей по руке Эмиля. – Брат! Перестань идти с зашитым ртом, ты постоянно путаешь разговоры, где лучше молчать и где нужно говорить!

Уже довольно привычно Эмиль изобразил на лице извиняющуюся неловкость и усмехнулся. Минуя взглядом сестру, он посмотрел на профиль Хелены.

– Дни летят очень быстро. Вам совсем недавно нездоровилось, а сегодня на щеках уже свежий румянец, это ведь чудесно.

Хелена горделиво приосанилась, но ничего не сказала. Комплимент вызвал в животе легкий приятный спазм, будто ее лицо вовсе не было покрыто слоем растертой помады.

Подобно большинству людей на площади, две семьи не столько шли, сколько плыли вместе с толпой, как по течению равнинной реки. Медленный шаг и постоянные остановки с целью похвалить ажурную лепнину, которую сотню раз уже видели ранее, – все это дало мадемуазель де Фредёр время для размышлений.

Отношение к Камилле она вновь оставила для себя за скобками, ведь оно никак не влияло на форму общения. От Хелены в любом случае требовались лишь вежливость и толика дружелюбия. Но если же девушка влюблена в Эмиля, то должна