– Мы купили фотопластинки. Ты не поверишь! Чарльз попросил меня охранять их от мистера Спенсера.

Он смотрит на меня обиженно. Не такой реакции я ожидала.

– Мне не нравится здесь, – говорит он.

– Мне тоже, – говорю я, хотя это не совсем так. Чарльз добр ко мне, а постель такая мягкая, тёплая. А тени, которые я видела, – плод моего воображения, я уверена.

– Нам нужно уходить, – говорит он, и мне так хочется встать и обнять его, но я знаю, что нельзя. Я смотрю в свою тарелку, ковыряю вилкой в еде.

– Ты испугался голоса Аннабелль и сияния? – спрашиваю я. – Это наверняка обман. Как наши фотографии.

Он задумался, поглаживая Лису за ушком.

– Что ты увидела в зале собраний? – спрашивает он, и я вспоминаю сияющую сферу и странные очертания, кружащие по комнате.

– Ничего. Не знаю. Я просто устала.

– Ты поэтому потеряла сознание?

Теперь я вижу по его глазам, что его беспокоит не только голос, он переживает за меня. Надо было сказать ему, что я в порядке, а я весь день провела в тёмной комнате и проявляла фотографии, а потом поехала в Гленсборо. Я ни разу не задумалась о его чувствах.

– Поверь мне, Джон, всё замечательно. А что касается зала собраний, я тебе докажу, что беспокоиться не о чем.

– Как?

– Сегодня ночью. Когда все уснут, встретимся во дворе. Сами всё проверим.

Даже самый сложный фокус имеет простое объяснение.

Кого я хочу убедить, его или себя?

В коридоре раздаются звуки, и из комнаты, где хранится ширма Мадам Кримсон, выходит мисс Элдридж. Она ступает бесшумно. Я не знала, что она там, и надеюсь, она не слышала наш шёпот.

Её волосы распущены, и выглядит она совсем не так, как накануне вечером, когда всё в ней, каждая мелочь, казалось безукоризненным. Я не отрываю глаз от своей тарелки, притворяясь, что не вижу Джона. Он забивается глубже в угол комнаты.

Она улыбается мне с порога и бросает взгляд на мою тарелку.

– Ты закончила?

– Да, мэм, – говорю я, едва дыша.

Пожалуйста, не подходите. Пожалуйста, не смотрите на него.

– Мне очень жаль, что приходится это делать, но сегодня вечером мы ждём новых гостей, и нам понадобится твоя комната.

За окном ревёт мотор, заглушая пение. Приехали новые гости, их радушно приветствуют в Ордене.

Мисс Элдридж подзывает меня к себе и ведёт наверх. Когда мы заходим в мою комнату, она поднимает мой чемодан, охнув от неожиданного веса. Я слышу, как по дну перекатывается камера и ударяется о бок чемодана, и молюсь, чтобы мисс Элдридж не открыла его.

– Я сама понесу, – говорю я, но она пропускает мои слова мимо ушей. Она открывает шкаф в коридоре и достаёт стопку толстых шерстяных одеял.

– Ты понесёшь вот это, дорогая. Мы устроим тебя внизу, и они тебе понадобятся, чтобы согреться.

Мы спускаемся по узкой винтовой лестнице в глубине дома, и мисс Элдридж открывает другую дверь, ведущую к ещё одной лестнице.

Теперь я понимаю, что она имела в виду. Внизу – значит не на первом этаже, а в подвале.

Мы спускаемся по ступеням и оказываемся у маленькой двери, ведущей к противоположному концу просторного центрального помещения, где мистер Спенсер делал снимки этим утром. Задник и штатив всё ещё здесь, но сейчас атмосфера совершенно иная. Будто в каждом тёмном углу прячется привидение, а пение во дворе походит на звериный вой.

Она ведёт меня в дальний угол подвала, где расположена небольшая кладовая с койкой и столом. Посередине каменной стены находится окно, значит, эта сторона не уходит под землю, – хоть на этом спасибо. Из щелей вокруг рамы тянет холодом.

– Скажи, если тебе что-нибудь понадобится, – говорит она и поспешно уходит, прежде чем я успеваю ответить, оставив меня одну с моими вещами.

Я сажусь на кровать, натягиваю одеяла на плечи и чувствую вес пластинок для камеры в руке. Ещё полно времени до того, как гости разойдутся по своим комнатам и мы с Джоном сможем исследовать зал собраний. А пока поработаю с пластинками, как раз успею за пару часов и немного посплю. Но вдруг меня кто-нибудь увидит. Вдруг один из гостей заметит странный свет в окне.

Нет.

Лучше не рисковать, по крайней мере не сейчас.

Я ложусь, стараясь навести порядок в голове. Время идёт, и я прислушиваюсь к звукам, эхом доносящимся сверху до самого подвала – гремят ставни, скрипят половицы. Двери уборных открываются и закрываются.

Вдруг я слышу громкий стук. Я выглядываю из комнаты и замечаю движение в углу подвала. Чёрные тени скользят по стенам, но в таком мраке разве что разглядишь. Может, это те же самые тени, которые я видела утром?

– Джон? Это ты? – зову я громко, но, конечно же, это не он. Он не мог бы сам спуститься по такой узкой винтовой лестнице. У него слишком слабые ноги, к тому же…

Бах. Бах.

Вот опять. Дрожь пробегает по моим рукам, и голос в голове призывает немедленно бежать. Кажется, я вижу силуэт в центральном помещении. Это одна из тех теней? Наверняка. Я бесшумно выскальзываю из своей комнаты, быстро пробираясь к двери, ведущей во двор, и вдруг рука опускается на моё плечо.

Прежде чем обернуться, я улавливаю дыхание мистера Спенсера, знакомый запах. Он больно сжимает меня, но его шатает, как маятник. Я легко могу сбить его с ног, если захочу.

– Отпустите! – рычу я на него.

– Подлизываешься к Чарльзу, да? – шепчет он, не выпуская меня.

– Не подлизываюсь я ни к кому, – говорю я как можно решительнее. – Он думает, что мы друзья. И он доверил мне охранять пластинки для камеры, так что вы должны поблагодарить меня.

Я показываю на свою крошечную угловую комнату в подвале, где меня ждёт пакет с фотопластинками.

При этих словах мистер Спенсер улыбается во весь рот.

– Так, значит, лиса стережёт курятник. Что ты ему наплела?

– Ничего. Только своё имя назвала.

Он сильнее сжимает моё плечо.

– Ну и зря.

– Я же не могу вечно молчать. Мы с ним разговорились, и теперь он доверяет мне, и если…

Он не даёт мне закончить. Хватает меня за подбородок, оглядывая комнату, чтобы убедиться, что мы одни.

– Ты разговаривала с Джоном при них? – спрашивает он.

– Нет.

Он по глазам видит, что я вру.

– Всего два слова, сегодня утром. А ещё вечером он был в столовой со мной и…

– Лиза, не делай этого. Только не здесь.

– Ничего я не делаю, – шепчу я.

– Ты врёшь. Что им известно о нас?

– Ничего. Клянусь.

Он убирает руку, и я чуть не падаю, потирая подбородок. Я смотрю на его сапоги, а он продолжает говорить, шепчет мне чудовищные слова, но мои уши гудят от ярости, и я не слушаю его. Он плюёт на пол и поворачивается, направляясь обратно к лестнице.

– Принимайся за работу, Лиза, – говорит он. – И смотри у меня. Это особенное место. Если нас