выпадает из трубы и скользит под ширму, – она прячет следы преступления, надеясь, что ей удалось обвести вас вокруг пальца.

Толпа ахает, и Мадам Кримсон пятится.

– Она мошенница, – говорит мисс Элдридж.

Женщина из толпы грозит ей кулаком и кричит: «Обман!», и остальные принимаются скандировать, сперва тихо, затем всё громче, и мужчины и женщины.

– Обман, обман, обман, – повторяют они.

Люди потрясают в воздухе кулаками, словно бьют в барабаны.

Обман, обман, обман.

Группа смыкается вокруг Мадам Кримсон. Она успевает схватить кое-что из своих вещей, прежде чем её выталкивают из комнаты, затем по коридору прочь из дома, через парадную дверь.

Толпа разъярённых людей увлекает за собой и меня. Тени пляшут на стенах, чёрные, как смоль, в резком утреннем свете. Но они не похожи на те, которые я видела прошлой ночью; эти тени принадлежат людям, сердито машущим руками.

Обман, обман, обман.

Их голоса переходят в крик, и Мадам Кримсон чуть не кубарем летит со ступеней крыльца и падает на брусчатку.

Никто не хочет слушать её объяснения, не будет ни суда со свидетелями, ни защиты. Решение принято, приговор вынесен.

– Будьте вы прокляты! – кричит она, когда двое мужчин швыряют её ширму на землю. Дерево раскалывается от удара, вслед за ширмой во двор летят трубы, шелковые шарфы и брошюры.

– Прекратите! – велит Чарльз, помогая ей подняться. Он показывает на тех двоих и говорит: – Погрузите её реквизит в экипаж. Всем отойти!

Мужчины послушно выполняют приказ, а Чарльз ведёт её к лошадям.

Скандирование продолжается, но уже тише. Обман, обман, обман.

– Я отвезу вас в город, – говорит он. – А дальше вы сами.

Мадам Кримсон обращается к нам с мольбой в голосе:

– Послушайте… все вы… поймите же наконец… – Её иностранный акцент вдруг исчезает, и проскальзывает нью-йоркский выговор. – Я не мошенница. Вовсе нет! Всё можно объяснить, если…

Но никому не интересны её оправдания. Толпа теснит её к экипажу, продолжая скандировать, и она забирается на сиденье, показав им язык. Чарльз запрыгивает на переднее сиденье и хлещет вожжами, лошади несутся прочь со двора по изъезженной грунтовой дороге.

Мистер Спенсер бежит за экипажем, потрясая в воздухе кулаком, и кричит:

– И не смейте возвращаться!

При этом он улыбается своей глупой мерзкой улыбочкой.

Джон наблюдает за этой сценой с крыльца, прислонившись к перилам. Глазами он ищет меня.

Когда все возвращаются в дом, я остаюсь на крыльце, держась от него на расстоянии, чтобы никто не подумал, будто мы вместе.

– Нужно быть осторожнее, – шепчет Джон. – Если он попадётся, нам всем несдобровать.

Он прав, и я уверена, мистер Спенсер думает то же самое. Это видно по его лицу.

Я незаметно проскальзываю в дом, беру коробку с фотопластинками со стола и зажимаю под мышкой.

Я не допущу, чтобы нас разоблачили.

Сигнал в ночи

Вечером толпа разбивается на группы, и мистер Спенсер делает снимки, используя пластинки, помеченные воском. Он резко заканчивает сеанс, израсходовав все пластинки, которые я успела обработать, и словно без сил падает на стул.

– На этом всё, – говорит он, бросая на меня презрительный взгляд за то, что я не подготовила больше пластинок ночью. – Я исчерпал всю энергию.

Группа поднимается наверх и присоединяется к остальным гостям в кабинете или во дворе, возле дерева.

Я сажусь на крыльце и наблюдаю за ними, замечая обломки ширмы Мадам Кримсон на брусчатке, и сразу перед глазами встаёт эта картина – как её выгоняют из Ордена, и жуткое скандирование эхом разносится в воздухе.

Мистер Спенсер, чуть не споткнувшись о порог, выходит из дома и, прикрыв рот рукой, шепчет:

– Почему ты не подготовила все пластинки?

Я думаю, не рассказать ли ему, что я видела прошлой ночью и что сказала мне мисс Элдридж, но нет, лучше не надо. Он не поверит. И с каждым часом я сама верю себе всё меньше и меньше.

Это был всего лишь ураган, простой и понятный факт и никаких суеверий.

– Закончи работу сегодня же, – шипит он, и я киваю, отворачиваясь от него и глядя на деревья на холме.

– И избавься от улик. Малейшая оплошность дорого нам обойдётся.

Он прав, конечно же. Я это знаю.

Ночью, когда гости отправляются спать, я спускаюсь к себе в комнату, где меня ждут оставшиеся пластинки. Я должна сделать так, как велит мистер Спенсер, и закончить работу, но я никак не могу заставить себя. Я с ног валюсь от усталости. Я сворачиваюсь калачиком на кровати, и ощущение такое, будто я пробираюсь сквозь толщу воды посреди океана, покачиваюсь вверх-вниз, погружаюсь в глубину, в беспокойный сон, затем выныриваю, чтобы глотнуть воздух. Сердце бешено стучит. Во сне я вижу яркое сияние и движущиеся тени. Мне кажется, я теряю рассудок и ощущение реальности.

Это всего лишь игра, притворство, ложь. Ты ничего не видела прошлой ночью. Тени – плод твоего воображения.

На стене вспыхивает свет. Я всё ещё сплю? Снова вспышка. И снова.

Вспышка. Вспышка.

Выглянув в окно, я вижу крошечную точку света далеко между деревьями. Она вспыхивает и гаснет. Вспыхивает и гаснет.

Постойте… это же карманная вспышка, я помню, как Джордж показывал её мне в амбаре. Неужели он пришёл навестить меня?

Я натягиваю платье и ботинки и выхожу во двор. Земля холодная, и воздух обжигает лёгкие. Но свет продолжает мигать, и я перелезаю через стену и иду через поле вверх по холму, к роще деревьев, ведущей в лес.

Когда я подхожу ближе к источнику света, я шепчу:

– Джордж? – Но ответа нет. – Это ты, Джордж?

Только ветер шуршит листьями на земле.

– Где ты…

Вдруг он выскакивает из-за дерева и завывает, словно привидение.

Я зажимаю рот рукой, чтобы не закричать.

– Значит, ты всё-таки настоящая, – говорит он, снова нажимая на кнопку своего сигнального фонарика.

– Конечно, настоящая.

– А говорила, что ты призрак, и я почти поверил, что ты мне приснилась.

– Это был хороший сон или плохой?

– Ни то ни другое, просто сон, – говорит он, направляя свет фонарика на Орден. – Он больше, чем я думал.

Я отталкиваю его руку.

– Осторожно со своим светом. Кто-нибудь увидит.

– Жутковатый дом, – говорит он с опаской.

– Ты даже не представляешь!

Рассказать ему про тени, про то, как они схватили Джона и хотели утащить за собой в сияние? Нет. Я сказала Джорджу, что мой брат умер, и теперь главное – не запутаться в собственных выдумках. Он не похож на парня, который умеет держать язык за зубами.

– Что ты здесь делаешь посреди ночи?

Он смеётся.

– Для фермера это не ночь. А раннее утро. Скоро солнце встанет. Папа уехал в город, а я всегда рано просыпаюсь, чтобы задать корм коровам. Решил сначала навестить тебя.

– Откуда ты знал, что я увижу твой фонарик?

– Не знал наверняка. Просто хотел взглянуть на это место. Каково там?

Я смотрю на него, хмурясь.

– Ну же, расскажи, Лиза. Или Виолетта?

Меня будто холодом обдаёт при упоминании маминого имени, но я вдруг вспоминаю, что сама так назвалась в нашу первую