не чуя беды, Велта была сейчас не воительница. Вскинул Мол правую руку, окрученную браслетом, бухнуло горячей сжатой волной.

Тварь смело в темноту, как в прорубь. Мол помог Велте подняться, на себе дотянул к костру.

— Что же спят, — просипела та, косясь на друзей, — ить молоко я одна пила.

У Мола подрагивали руки, пока рылся в сумке. Правая, стрелковая, вовсе замлела. Нашёл холстяной мешочек с сушью, принюхался ‒ оно. Щепоть кинул в деревянную чашку, залил водой, хорошо протолок ложкой. Помог Велте напиться, сам ‒ глаза во все стороны. Бродило что-то вокруг их становища, вздыхало. К огню, однако, не совалось. Стереглось.

Пугалица на запах живой вышла? Дак по осени они в норы ховаются, до весны спят.

Велта кое-как села.

— И не сблевать с этой дряни, — процедила, утирая белыми пальцами губы, — доберусь до сучки, на сухую выпотрошу, как рыбу гнилую.

Мол пробовал растолкать друзей, пробудить от вязкого сна, но не вышло, крепко спали.

— За мормагоном пожаловали, отбивать будут, — Велта толкнула его кулаком, раскрыла ладонь, протягивая катушку красных ниток. — Бери. Обмотай клеть, я покамест зубы железные воткну. Браслет готовым держи.

Мол не сразу, но признал нитки. Такие как огненную границу-стражницу ставили, нитки дорого стоили, из крови их пряли, на змеином молоке калили.

Цепи в клетке зазвенели звоном. Не иначе, мормагон почуял подмогу. Мол поспешил к клети. Мышиная шкура лежала блином, а сам мормагон стоял в дальнем углу, приникнув к прутам головой и руками.

Мол сглотнул.

Говорили, что изловили когда мормагона, то урезали ему языки тримудрые вежды, а было языков у него четыре ‒ птичий, звериный, рыбий и человечий. Еще говорили, что сами кнуты той ловитве пособляли, а без них не видать не ведать бы охотникам князевым удачи.

— От прутков отойти, — сказал Мол.

Голос его стал тонким, будто канитель.

Мормагон обернулся.

Видом он был человек. Сухой, тощий как щепка, высокий. Волосы ему обскубали, чтобы не мог силой пользоваться, черная стерня на черепе торчала. А глаза оставили для вертиго, не выскребли. Горели они ярко, манко, огнями больными, болотными.

Сдвинулся от прутков, звякнув цепями.

Мол завязал нитку на первом ребре-пруте, пошел вокруг клети, разматывая катушку. Следил за мормагоном. Мормагон следил за ним. Всей одежды на нём было ‒ порты ниже колен и из крапивы спряденная безрукавка.

Одну сторону не успел Мол доделать.

Жаром опалило бок, с ног сшибло, навалилось. Мол вцепился руками в рыло, отталкивая от себя, не даваясь на зубы.

Тело у налетевшей из темноты твари было как у подлетка человечьего, а голова лягушачья, зубастая, как девичий гребешок.

Язык высунула, облизала руки Молу, будто уголья высыпала.

Мол заорал, лягнулся, отбрасывая тварь на прутки. Та вновь растопырилась, но отчего-то не прыгнула.

Мол откатился, на ноги вскочил и замер.

Держал тварь мормагон. Руки из клети выпростал и ладонями сжимал уродице голову. Подержал так недолго, и обмякла тварь, под обороты свалилась.

Мормагон же глянул пронзительно.

— Сделал? — глухо спросила Велта над самым ухом.

Мол подпрыгнул. Голос у девушки сел в глухой, пропеченный, будто мужской.

— Ага, — кивнул, торопливо отворачиваясь от пленника. — Почти. А ты ножи поспела воткнуть?

— Поспела, — Велта тяжко вздохнула и за ее спиной, в проблеске умирающего огня, метнулось изломанное многоногое, — воткнула.

Подошла ближе.

Мол похолодел. Попятился.

Велта сама на себя не проходила. Белое проступало сквозь кожу инеистым пушком, словно девушка изнутри леденела.

— Не помогла трава, значит, — пробормотал Мол, рукой ощупывая ребро клети.

Там был заложен ключ, снимающий недвижение самоходки. Молоко не иначе паучьим оказалось, снежным, что изнутри оплетает человека, делает его своей куклой, и так в нем катается.

Один глаз у Велты еще смотрел, второй стекленел, как полынья льдом подергивался.

— Пойдем со мной, — Велта споймала его за рукав, потащила, но с другой стороны ухватил Мола мормагон.

— Пусти, — басом сказала ему Велта.

Мормагон потянул к себе. Мол заболтался, как тряпичная кукла. Один не пускал, вторая не желала сдаваться.

Велта вдруг пришагнула, распахнула рот, показывая затянутое паутиной горло, но больше ничего не успела. Голова её дёрнулась и Велта мешком обвалилась наземь.

— Сымаемся, — прохрипел Вьга, опуская руку.

Наручи у него были не чета ученическим. Кованые, по два на каждую руку. Такими и стрелу отбить можно, и прибить до смерти.

Горица и Вьга двигались как деревянные. Девушка молчала, сухо, надрывно кашляла; Вьга, хоть и овладел языком, говорил коротко, отрывисто, словно через боль. Лоб его блестел испариной.

Клеть вернули на хорду. Велту пришлось оставить. Белое проросло через одежду, обернуло девушку сугробом. Что оттуда выберется, Мол не знал и знать не хотел.

Сберегая силы друзей, старался больше остальных.

— Не надсадись, — построжел Вьга, заметив это, — ты нам на своих ногах нужен.

Мормагон беспокойно поглядывал назад и вдруг поднялся, выпрямился.

Мол запоздало подивился, что видит его так ясно. Словно не ночь была, а сумрак вечерний, летней водой промытый. Должно быть, пригляделся, утешил себя думкой.

Вьга тоже обернулся.

Тихо ругнулся себе под нос черными словами.

— Выпусти меня, — вдруг заговорил мормагон.

Мол испугался, что спрашивали с него, но оказалось ‒ с коренника.

Видать, врали люди про языки.

— Знаешь сам, они не дружки мне, — негромко продолжал пленник, — ежели дорыщут, так и вас сомнут, и мне пощады не будет. Погоня идёт. Мы на хорде как на ейной ладони, лесом уходить следует, лесом уходить да следы путать.

Клеть остановилась. Горица и Мол, тяжело переводя дух, во все глаза глядели на старшаков. Преследователей Мол не видел, но чувствовал их приближение — волной спертого душного воздуха, движением под водой, оцепенелым молчанием ночных птиц.

Вьга тряхнул головой, решаясь. Стянул рукавицу, прижал влажную ладонь к ключу, открывая замок.

Клеть тряхнуло, а мормагон, подняв руки, звякнул цепками.

— И это вот убожество тоже долой.

Вьга, хмыкнув, бесстрашно поднялся к узнику. Отворил заклепки. В шейное же кольцо, отмотав от пояса, вдел свою цепку.

— Чтобы не дурковал, — пояснил строго. — Почую неладное, голова твоя в тот же миг слетит.

Мормагон лишь усмехнулся. Криво, на одну сторону.

— А может, в клети укроемся? — робко предложил Мол. — Пересидим до утра, после дальше двинемся.

Мормагон и коренник