Глянула на них Постригуша, рассмеялась звонко, да и застучала быстро локтями, к ним подбираясь.

Томилка как обмерла - страх кожу стянул. А Илейка вдруг выхватил у неё топор, зарычал, да вперёд бросился. Ткнулось лезвие в половицу, а Постригуша как сквозь землю ушла.

Томилка же, охнув, подорвалась, к Авдеюшке кинулась.

Тот ручонками за шею уцепился. Дышал часто.

Илейка на месте крутился. Глазами шарил.

- В подпол она ушла, братик, - тихо сказал Авдеюшка, - там-то темно, там-то ей привольно, спокойно.

-Не повредила тебе поганая баба? - спросил Илейка.

-Напужала только.

Илейка встретился взглядом с Томилкой. Та закусила губу, баюкая Авдея.

-Я её позвала, мне и выпроваживать, - выговорила.

-Вместе тварницу отвадим, - молвил в ответ Илейка. Насупился. - Но за пакость твою потом спрошу.

Понурилась Томилка, но наперекор и словечко не молвила. Илейка запустил пальцы в волосы, призадумался.

-Значки ты на двери резала, значит, понимаешь, как оберечься от этой заразы?

-От лесной, от морной, от полевой, - ответила Томилка. - Но таких, как ваша, в моем краю не водилось.

-Общее средство есть, сказки бают: железо, молоком вскормленное, огонь чистый, узда с кобылицы, роса купальская, - подсказал Авдеюшка. - Ночь нам продержаться, укрепиться; на рассвете сама уйдет.

-Уйти уйдёт, да ведь возвернется, - возразил брату Илейка. - Надобно насовсем отвадить.

Замолчали все.

-Отдариться разве? - неуверенно предложил Авдеюшка.

-А чем?

-Спрошу, - Томилка вздохнула глубоко. - По моей глупости свершилось, по моему незнанию. С меня и спрос, значит.

-Я с тобой, сестрица! Твоя вина, не твоя, а ты мне ровно родня. Не брошу одну.

-И я не петух карамельный, на лавке валяться, покуда вы там хороборитесь, - буркнул Илейка. - Вместе пойдем-выйдем.

***

Вышли в горницу, а там уже Постригуша поджидала. На заду собачьем сидела, локтями в половицы упиралась, зубьями человечьими улыбалася.

-Ну? Натолковались, сговорились, голубки-соколики?

Отдала Томилка Авдея братцу, вышла сама вперед, в пояс поклонилась.

-Прости меня, дуру, Постригуша-кумушка. Злую штуку я пошутила, неумную. С меня и спрашивай, на прочих обиды не держи.

Постучала Постригуша локтями.

-Не тутошняя ты, девка. Кипенная, прокаленная. Обидела меня, рассердила. Где ж видано, чтобы мне таковы гостинцы подносили, таковы слова говаривали? Но так и быть, спущу тебе - за незнание. Отдариться чаешь?

-Бери, что пожелаешь, - голос все-таки подвел, дрогнул.

Засопел за спиной Илейка. Выступил, плечом заслонил, собой укрыл.

-С меня тоже спрашивай. В моем доме девка живет, стало быть, под моей защитой.

-И под моей!- подал голос Авдеюшка. - Как сестрица она мне.

-Защитнички, - оскалилась Постригуша. - Добро. Раз вы так друг за дружку держитесь, с каждого и возьму.

Томилка прихватила Илейку за локоть, закостенела. Ну, чего захочется тварнице?

-У тебя, меньшой, ума откушу - шибко большой, не по летам. Нарастишь еще. У тебя, старшой, сна займу - больно привольный, будет где погулять, что поглядеть. А у тебя, девка, косточку выну - железная, мне на ремонт. С тем и разойдемся. Уговорились?

Переглянулись Томилка с Илейкой, с Авдеюшкой. Мотнул Илейка гривой согласно, тихо кивнул Авдей.

-По рукам, - сказала за всех Томилка.

***

Возвернулись хозяин с хозяюшкой, привезли гостинцев. Шумно стало в дому, ярко, весело. Приметила тут хозяйка тугую повязку на руке Томилки, ахнула, схватилась за щёки.

-Нешто поранилась, Томилушка? Как случилось?

-С колуном не поладила, - Томилка виновато опустила голову.

Осерчал хозяин, спросил с сына.

-Что ж ты, поросёнок, не подмог девочке?

Засопел Илейка, но слова не сказал, только глазами в пол уткнулся. Вступилась Томилка, сказала горячо:

-Подмог, подмог! Кабы не Илеюшка, круто бы мне пришлось!

Покраснели щеки у Илейки после тех слов, улыбнулись отец с матерью, переглянулись украдкой.

Выросли детки.

Мормагон

Четвёртый дён пути, а хорда всё лежала смирно, ни разу не взбрыкнула-не взыграла. Удача. Первое время шли осторожно, в любой момент готовые в оружие. После третьей ночи Вьга разрешил чуть расслабиться, но бдительности велел не терять.

Мормагон сидел без движения.

Как вышли из Гуслиц, так и не шелохнулся ни разочка. От этого еще мутошнее делалось. Вьга был за старшего-коренника, Горица и Велта пристяжными, а замычкой брёл Мол. Четыре бойца-зубца, один диск княжеской бороны. Бывалым только Вьга числился, недоросли в эту ходку последнее, выпускное испытание сдавали. По наущению тримудрого вежды утвердили в помощь по четыре лома с каждого угла клетицы-ребрицы. Лишняя подмога ученикам на тот случай, если полезет пленник.

Не лез.

Мол ступал осторожно, смотрел под ноги. Отпустило живот, зато теперь пекло голову, будто солнышко на колышке там верталось. Жмурился, смахивал слёзы. Солнца-то не было, размазня одна. Словно кислым тестом весь свет залепило.

И во рту кисло, железно.

Горица, добрая девка, намешала ему питья с горькой птичьей травой. С той травы ему полегчало, иначе хоть ложись да помирай. Такая беда приключилась. Рад был, что спутники подобрались хорошие, не дразнили обидно.

Избранная хорда тянула спину круто, забирала далеко от больших дорог и узлов. Зато короткой была, на семь дён пути. Всего три продержаться осталось, а там примут мормагона специальные люди, братья-вертиго, обученные с таким вот зельем обращаться.

Ныкался узник под шкурой горной мыши. Шли от углов костянки-клети звонкие злые цепки, змеиными пастями держали запястья-щиколотки пленника. Не вырвется, в который раз думал Мол, взглядом обегая убережение. Эдакую снасть, словом прокаленную, и водяной бык не порвёт, не то что мормагон в теле хилом, человековом.

Засмотрелся, споткнулся, чуть язык не прокусил. Хорда после дождей распустилась, в серой кисельной грязи вязли ноги и высокие обороты клети.

Иногда приходилось подталкивать самодвижку в зад, тогда дружно налегали плечами, выводили на сухое. Хорошо, что клетушка на своём ходу была, цеплялась оборотами за жилы, втопленные в спину хорде.

По бокам от хорды тянулась лесная непроглядь, сжатые поля чередовались с заброшенными, выморочными. Стыли озёра рыбоглазые, проползали мелкие станы с посаженным на высоченный шест оборотом. У тех, кто пожирнее, на оборот местили ленты-пестрядь, у сереньких болтались верёвки, деревяшки, курьи косточки.

Мола учили, что иные громоздят посередь узла-стана соломенную Козу и ей кланяются. Любопытно было бы глянуть...

— Эй, Молка, кончай по сторонам пучиться, айда к обочине править, — густым селёдочным басом окликнула Велта.

Мол спохватился, уцепился за свой угол. Завернули клеть, сгоняя с хорды. Клетица упрямилась, цеплялась оборотами, но в конце