Шрифт:
Закладка:
— Как ты сюда попал? — буркнул он, опускаясь на лавку.
— Я давно тут. Ты меня просто не заметил. А я не хотел мешать вашей беседе…
Сказитель пошевелился, провел пальцами по струнам, и в темноте раздался еле слышный звон — не более чем тень звука.
— Я слышал сегодня твою речь перед вождями. Ты говорил хорошо, сильно. На родичей это наверняка действовало. Но вожди — не твои родичи. Когда волк стоит над окровавленной добычей, к чему напоминать окружающим его псам, что они его дальняя родня?
— Вот как, — проговорил Учай, вглядываясь в гусляра.
Было в нем что-то неправильное, словно чего-то недоставало…
— И что я не так сказал вождям?
— Ты все сказал верно, но добыча туманит их разум. Их манило сюда богатство рода Хирвы, а ты стоишь между ними и арьяльскими сокровищами. Твои слова подобны слабому ветру, они не способны даже вздыбить волосы на голове вождей и уж точно не достигают их слуха. Тебе не обойтись без помощи богов.
Учай встал, подошел к сказителю, поднеся к самому его лицу огонек лучины. Тот даже не мигнул — так и смотрел прямо на юношу широко открытыми глазами. Пращур Хирва! Учай верно разглядел в сумраке голову, широкие плечи и мощный торс, но ниже ничего не было — только короткие обрубки ног, укрытые шкурой. Оба глаза гусляра были молочно-белыми. Безногий слепец! Длинные волосы сказителя были седы, но не от старости. Худое лицо с резкими чертами, будто выдубленное непогодой, выглядело совсем непривычно — не ингри, не арьялец…
— Как ты сюда добрался? — вырвалось у сына Толмая.
— Как я пришел сюда без ног? — усмехнулся гусляр. — На лодке. В ваших землях хватает озер и речушек. А там, где не проплыть, лодку несут на руках. Я не один тут. Мои люди отдыхают поблизости. — Он махнул рукой куда-то в темноту. — Много лет я странствую тут и там, пою для вождей и для своего удовольствия. Давно я не забирался так далеко в ваш лесной край… Тума, вождь Карью, уговаривал меня прийти. Я бы и не согласился. Но мой новый слуга сказал об арьяльцах. Это поразительно, что они добрались сюда через Ползучие горы мохначей! Я полагал, что те уже стали непроходимы… Ты мне расскажешь, как было дело?
— Это долгий разговор, — нетерпеливо ответил Учай. — Мне не до того. Я устал, меня ждут мои люди.
— Никто тебя не ждет, — отмахнулся Зарни. — Твои мальчишки думают, не пора ли им сбежать от тебя, пока вас вместе не утопили в реке, чтобы очистить от скверны…
— А тебе что с того? — огрызнулся Учай, невольно подумав о Кеже — почему друг ушел, где он сейчас?
— Никому ты тут не по нраву, — хладнокровно повторил слепец, — кроме меня. Ты дерзкий. Знаешь, чего хочешь, и идешь к победе напролом. Я когда-то сам был таким.
— Не слишком ты в этом преуспел, — хмыкнул Учай, поглядев на обрубки его ног.
— Именно поэтому я хочу тебе помочь, — продолжал Зарни. — Те, кто ломят, — на свете не заживаются. Тут надо действовать хитрее. Знаешь, кто здесь побеждает?
— Кто?
— А ну-ка ответь мне сам.
Учай пристально вгляделся в улыбающееся лицо слепца. Он смеется, что ли, этот калека? От самого осталась едва половина, а говорит как полновластный вождь…
— Побеждает тот, кого любят боги, — ответил он вдруг, сам того не желая.
— Верно.
Губы слепца растянулись в улыбке.
— А тебя любят боги, сын Толмая?
Прежде чем Учай успел ответить, Зарни уверенно, словно зрячий, протянул вперед руку и коснулся оберега, что болтался у юноши в вороте рубахи. Твердые пальцы гусляра скользнули по деревянному кругляшу, ощупывая его; лицо дернулось.
— Так и думал, — пробормотал он. — Спрячь и никому не показывай.
— Ты знаешь ее? — вспыхнул Учай. — Как ее имя?
— Тебе это знать незачем…
— Но почему?!
Сказитель вздохнул, словно прикидывая, что говорить, а что нет.
— С ней тебя будут бояться многие, но недолго — погибнешь быстрой смертью. Ты ведь не этого хочешь? Ты хочешь править, да?
Учай не ответил — хмурясь, смотрел на удивительного слепца, ожидая, что` тот еще отчудит.
— Она тебя здесь не поддержит, — продолжал гусляр. — Она любит смотреть на гибнущих, ей безразлично, чью кровь пить. Она тебе не поможет… Зато помогу я.
— Ты? — Учай недоверчиво поглядел на калеку. — Ну и что ты можешь сделать?
— Почти все, что захочу.
На лице гусляра появилась глумливая ухмылка, казавшаяся невероятной в его положении.
— Но если ты будешь расспрашивать меня, мы не управимся и до утра. А потому доверься мне и сделай так, как я скажу. О моей награде за услугу поговорим завтра, когда вожди склонятся перед тобой.
Учай выбежал из избы и взбудораженно оглянулся, ища глазами собратьев. Те были здесь же, сидели неподалеку и о чем-то тихо переговаривались. Завидев старшака, кинулись ему навстречу.
— Что, что ты решил? — затараторил Вечка. — Уходим? Уходим?
Кежа прикрыл ему ладонью рот:
— Я тут лодку неподалеку припрятал. Ты не думай, мы тут решили — с тобой пойдем. Куда ты, туда и мы. Живыми им не дадимся!
— Стой, — перебил его Учай. — Не гомони. Сейчас мы идем собирать цветы.
— Куда? — с недоумением переспросил его ближайший друг.
— Собирать цветы, — раздраженно повторил Учай. — Вон у соседей под окном растут. Белые такие, вонючие, с острыми листьями и колючками. Сами цветы уже отошли, но остались колючки. Они-то мне и нужны.
Дети Грома недоверчиво глядели на своего хитроумного предводителя. Конечно, они знали, о каких колючках идет речь. Но зачем они могли понадобиться? Разве что кидаться ими в вождей…
— Скорее! — подгонял их Учай. — Уже за полночь, а нам еще много надо сделать!
* * *
Поутру общинная изба вновь стала заполняться вождями, прибывшими на пиршество. Учай глядел на них — судя по жестким лицам, по взглядам, бросаемым исподлобья, пировать они нынче были не расположены. Сегодня вождей было даже больше, чем вчера. Учай ждал гостей, расположившись во главе стола.
— Эй, недомерок, ты чего там уселся? — прикрикнул один из только что прибывших бородачей. — Твое место у двери! Радуйся еще, что за общий стол пустили. И то не твоя заслуга, а лишь из почтения к твоему отцу, славному Толмаю…
— Погоди, — остановил его Иллем, вождь рода Матери-Лягушки. — Хоть ты, Учай, там без спросу и права сидишь, хоть ты
