Шрифт:
Закладка:
Австрия манипулировала экономикой Венгрии и Богемии в своих интересах, а ее высшие классы наслаждались новым изобилием. Для аристократии воздвигались великолепные дворцы; прекрасные церкви и монументальные монастыри служили пристанищем для торжествующих священников и монахов. Князь Пал Эстерхази отстроил свой великий замок в Айзенштадте, где Гайдн однажды будет дирижировать и сочинять. В Вене Доменико Мартинелли спроектировал дворец Лихтенштейн и, для Евгения Савойского, дворец Бельведер; Иоганн Фишер фон Эрлах построил для того же принца роскошный Зимний дворец, разработал планы Королевской библиотеки и императорского дворца Шёнбрунн. В 1715 году этот величайший из австрийских архитекторов начал работу над Карлскирхе в Вене, выполненной в стиле собора Святого Петра в Риме. На берегу Дуная, в сорока милях к западу от Вены, Якоб Прандтауэр построил огромный Клостер Мельк, самое большое и впечатляющее бенедиктинское аббатство в немецких землях; это зенит австрийского барокко. После победы способный и властный архиепископ Иоганн Эрнст Тун разбил в Зальцбурге знаменитый сад Мирабель со скульптурами Фишера фон Эрлаха. Гордая и великолепная, Австрия вступила в свой величайший век.
ГЛАВА XV. Осенний Юг 1648–1715
I. КАТОЛИЧЕСКАЯ ИТАЛИЯ
Крестьянская мудрость гласит, что почва, истощенная обильным плодоношением, может быть восстановлена, если дать ей полежать под паром в течение сезона, вспахать, но не засевать. Италия, после всепоглощающего плодородия Ренессанса, отдыхала. Ее невероятная жизненная сила утихла и стала более спокойной, словно собираясь с силами для новых свершений. Так и от Италии нынешней и последующей эпохи — между Бернини и Бонапартом — не стоит ждать таких плодов, которые сыпались из ее рога изобилия в ее золотые века. Мы посетим ее снова, довольные тем, что время от времени в городах, наполненных эхом истории, мы сможем услышать незначительные голоса, свидетельствующие о неугасшей жизни.
Разумеется, она оставалась католичкой; это часть ее души, и вряд ли ее можно было отнять, не нарушив ее дух. Бедные подвергались насилию со стороны богатых, которые, естественно, контролировали правительства и устанавливали законы. Богатые объясняли, что если беднякам платить больше, они станут беспорядочными и дерзкими. Женщины, за исключением цветущей красоты, эксплуатировались мужчинами и расой. В этих условиях низшие классы и слабый пол находили утешение в служении Церкви. Вера в божественную справедливость защищала их от бесчеловечности людей; грехи их горячих языков и языческой плоти охотно прощались снисходительными священниками и любезными монахами, которых они с такой надеждой кормили; их тягостные дни с благодарностью прерывались ленивыми праздниками их святых покровителей. Эти святые и сострадательная Дева-Мать, ходатайствуя перед престолом Божьим, спасут их от ужасов ада; индульгенции, раздаваемые церковью, сократят их пребывание в чистилище; рано или поздно они попадут в рай, еще более прекрасный, чем Италия, где не будет ни помещиков, ни налогов, ни десятин, ни труда, ни войны, ни горя, ни боли.
Поэтому они терпеливо, с юмором и песнями сносили поборы вездесущего духовенства, которое поглощало не менее трети доходов нации. Они любили свои церкви как островки мира в войне жизни. Они с гордостью, а не с негодованием взирали на великолепие собора Святого Петра и Ватикана; они были продуктом их грошей и их ремесленников; они принадлежали бедным даже больше, чем богатым; и они не были слишком величественны для могилы первого апостола или для дома главы христианства, Слуги Слуг Божьих. Если этот святой отец и наказывал за нападки на Церковь, то лишь для того, чтобы не дать глупцам разрушить нравственное здание, построенное на религиозной вере, лишь для того, чтобы сохранить веру, которая из прозы трудов создала героическую поэму.
Итальянская инквизиция в эту эпоху была относительно человечной. Самой известной ее жертвой стал испанский священник Мигель де Молинос, родившийся в Сарагоссе и проживавший в Риме. В 1675 году он опубликовал «Духовное руководство», в котором утверждал, что хотя преданность Иисусу и Церкви помогает достичь высшего религиозного состояния, но тот, кто отдался непосредственному общению с Богом, может смело игнорировать все священнические посредничества и все церковные ритуалы. В другом трактате Молинос утверждал, что верующий, уверенный в своей свободе от смертного греха, может с полным правом принимать Евхаристию без предварительной исповеди священнику. Руководство Молиноса оказалось особенно привлекательным для женщин; сотни из них, в том числе принцесса Боргезе и королева Кристина, обращались к нему за советом и посылали ему подарки. Многие монахини приняли новый квиетизм, отбросили свои четки и окутали себя гордой связью с Богом. Несколько итальянских епископов, жалуясь на то, что движение сводит к минимуму церковные службы и пожертвования, обратились к Иннокентию XI с просьбой подавить его. 1 Иезуиты и францисканцы нападали на Молиноса как на человека, делающего почти протестантский акцент на вере, а не на «делах». Папа некоторое время защищал его, но в 1685 году римская инквизиция арестовала его, а вскоре после этого и почти сотню его последователей. Он накопил четыре тысячи золотых крон (50 000 долларов?), взимая небольшую плату за свои эпистолярные консультации; о количестве корреспондентов можно судить по стоимости почтовых расходов в двадцать три дуката (287,50 долларов?) на письма, полученные им в единственный день ареста. 2
После допроса заключенных инквизиция выдвинула ряд обвинений: в основном Молинос оправдывал разрушение распятий и религиозных изображений как препятствующих спокойному единению с Богом; отговаривал людей от принятия религиозных обетов и вступления в религиозные ордена; заставлял своих учеников верить, что ничто, сделанное ими после достижения божественного единения, не может быть грехом. Возможно, под воздействием тюремного заключения, пыток или страха он признался, что оправдывал разрушение изображений и отговаривал от монашеских обетов тех, кого считал непригодными; он признался, что в течение многих лет практиковал «самые непристойные действия с двумя женщинами»; он «не считал это грехом, но очищением души»; и