держали связь. Позади деревни равнина переходила в болотистые и солончаковые поля, вязкие и покрытые местами водой. За полями позади нас и направо виднелась полоса Азовского моря. При солнечной погоде трудно было разобрать, где кончался низкий берег и где начиналась вода. Частые в этой местности миражи создавали на границе небес и вод очертание каких-то далеких островов и полупрозрачных земель. И Арабатская стрелка казалась миражом, прозрачным и лишенным твердых очертаний.

В новой обстановке заметно изменился и дух наших людей. О Тамани уже нечего было разговаривать. Впереди нас и с правого бока была жуткая пустота, которая в любой момент могла обнаружить врага. И днем и ночью приходилось нести дозорную и сторожевую службу. Спали не раздеваясь на полу татарских сакль, но спали плохо, благодаря несметному количеству разных насекомых.

Был конец Страстной недели. В Великую пятницу где-то впереди и левее нас по линии железной дороги весь день бухала артиллерия. Наши конные разъезды выезжали на несколько верст вперед, не натолкнувшись на неприятеля. По слухам, он вел бой за обладание одной из ближайших железнодорожных станций впереди нас.

В ночь с субботы на Светлое воскресенье мы решили устроить разговенье в одной из наших сакль. В субботу вечером готовили пасху и красили луковыми перьями яйца. Куличи нам прислали из Владиславович, из штаба. К 12 часам у нас в сакле был сервирован на коврах чудесный ужин даже с двумя окороками ветчины. Были приглашены полковой командир и все старшие офицеры. Мы просидели всю ночь до рассвета в милой, приятельской беседе.

— Вот увидите, — сказал шутя командир, — товарищи устроят нам какую-нибудь гадость на Светлое Христово воскресенье.

Солнце уже взошло, когда я после короткого сна вышел на улицу. У наблюдательного пункта, устроенного на крыше одной сакли, стоял наш командир. Ему докладывали, что замечена была перебежка каких-то людей верстах в двух несколько левее нас, на границе стоящих перед нашим лицом холмов.

— Корнет Ш., — обратился командир к одному из офицеров, — пощупайте-ка, кто там сидит, возьмите с собой кого-нибудь на помощь.

Вызвались идти я и один вольноопределяющийся. Меня привлекало маленькое озеро, мимо которого нужно было держать путь. Было время перелета, и там ютилось множество диких гусей и уток. Мы думали настрелять несколько штук к обеду. Быстрыми шагами пошли мы по утреннему холодку и вскоре достигли озера. Остановились на несколько моментов, высматривая пролетающую дичь и оговариваясь, в каком порядке следует идти на обратном пути, чтобы не спугнуть ее. Стрелять приходилось по сидячей птице пулей.

Я и тогда не мог отдать себе отчета, как произошло все последующее — до того быстро и внезапно выведены были мы из наших мирных рассуждений. Я услышал несколько сухих трещащих звуков и в то же время особый протяжный поющий свист над ухом. Одно мгновение спустя что-то ударилось на землю около ног, взрыв пыль и разбив камни.

— Ложись, ложись! — закричал корнет Ш.

Я инстинктивно лег в траву, и тотчас же оглушил меня грохот стреляющей рядом над самым ухом винтовки, чьей я не разобрал.

Тогда и потом много раз в первые моменты неожиданной опасности первой эмоцией было внезапное сознание необходимости что-то делать. И в то же время я решительно не знал, что же следует делать. Я оглядывался на своих и увидел, что Ш. стоит на одном колене и целится. Я стал смотреть, куда он целится, и заметил в траве, на гребне ближайшего к нам кургана, каких-то перебегающих людей. Оттуда-то трещали выстрелы, и оттуда прилетали одна за другой свистящие около нас пули.

Дрожащими руками я стал отстреливаться. Израсходовав одну обойму, я начал вставлять в винтовку новую и помню, что она никак не лезла в затвор.

— Беги, беги, — закричали мне, — обходят.

И в то же время я увидел нечто такое, от чего холодная дрожь прошла по моему телу. Я увидел налево от себя, по ту сторону озера, группу всадников, скачущих по полю. Трое из них были совсем близко, и можно было различить их костюмы. Впереди скакал человек в матросской форме, как-то неуклюже размахивавший согнутыми руками. Они скакали нам в обход вокруг озера, желая, по-видимому, отрезать нам путь от деревни. Тогда мне показалось, что гибель наша совершенно неизбежна. Я побежал изо всех сил по направлению к нашим и чувствовал, что, в сущности, бегство это напрасно; в горле у меня стало горько, в груди засосало, и я ощущал чувство близкое к тошноте. Силы меня стали покидать.

«Бу-у-бух» — зазвенело у меня в ушах и как бы стукнуло по голове, и затем что-то зашипело и завизжало в воздухе. «Тра-ра-рах» — резко раздалось на ближайших холмах. Неожиданный и внезапный звук этот остановил меня и даже, кажется, привел в себя. Я перевел дыхание и лег на траву. «Бу-убух» — стукнуло и завизжало опять. Я увидел белый дымок, как раз над всадниками. Тот, который ехал вторым, вдруг как-то махнулся в сторону и упал на землю. Его конь один поскакал по степи, другие стали подбирать поводья.

Нам рассказывали потом, что за ночь в тылу нашей деревни расположились два орудия. Они-то и открыли огонь по лаве неприятельской конницы, которая шла в обход нашего левого фланга. Это-то нас и выручило.

Я не только пришел в себя, я чувствовал, что овладел собою, зарядил винтовку и, отстреливаясь, пошел в деревню. Издали было видно, как спешно снаряжался наш обоз. Несколько повозок скакали уже во весь дух за околицу, поднимая облако пыли. В канаве и за заборами залегли наши. Я подошел при общих одобрениях как раз к людям первого эскадрона и лег вместе с другими в канаву.

Уже в первое мгновение можно было слышать, как в разных местах лежащей перед нами степи, на курганах или дальше за ними, одинаково потрескивали отдельные выстрелы. Красные занимали лежащие перед нами возвышенности, но их еще не было видно. Всадники отступили назад и чуть-чуть чернели в далекой степи. Но вот там и здесь в отдалении стали появляться отдельные люди. Несколько мгновений, и как будто из земли показалась на возвышенности их длинная и ровная цепь.

— Здорово идут, — сказал кто-то рядом