Мы посмотрели вдаль, на видневшееся на горизонте село Аджимушкай, под которым и около которого расположены были известные керченские каменоломни. Оно широко раскинулось верстах в трех от города, гранича с тянувшимися с северной стороны курганами и холмами. Не верилось, что в такой близости от одной из главных баз Крымской армии, в самом сердце ее тыла, мог приютиться такой опасный и серьезный враг, с которым мы бессильны были справиться. Все это было удивительно и напоминало какие-то рассказы и приключения, о которых мы читали в юности.

— Да, брат, все Микола-угодник, — сказал Костя, — грязная, брат, история.

Мы быстро собрались и двинулись в путь по длинным слободкам к городским предместьям. Странные эти слободки окружают русские города. Стоят в них крошечные домики, на курьих ножках, с покосившимися заборами и дырявыми крышами. Здесь живет та весьма неопределенная часть российского населения, которая именовалась в свое время мещанами. Меня всегда поражала неопределенность профессий этих российских граждан и их чрезвычайно деклассированный характер. Бог знает, чем они занимаются — маклачат, торгуют телятиной и старыми тряпками, снимают сады и огороды, шьют сапоги и торгуют на лотках. Трудно сказать, буржуазия ли это или пролетариат. По нищете своей они, скорее всего, подходят к последнему, а по обладанию недвижимостью приближаются скорее к первому. Таковы, по-видимому, были и жители керченских предместий, ютившиеся в бесконечно грязных домишках, мимо которых медленно двигался наш отряд. По взглядам, которыми нас встречали и провожали они, нельзя было сказать, что мы им по душе. Некоторые отдельные жесты и усмешки людей, выглядывавших из окон и из ворот, прямо говорили, что нам не желают ни добра, ни успеха.

Выехав за околицу города и пересекши железнодорожную ветку, соединявшую город с огромными видневшимися вдали Брянскими заводами, мы вскоре достигли нашей стоянки. Деревня Булганак состояла из нескольких рядов домов, расположенных на овражистой и очень пересеченной местности. На севере по направлению к Азовскому морю деревня упиралась в гряду холмов и скал, перерезанных лощинами и впадинами. Довольно большая возвышенность отделяла ее от аджимушкайских каменоломен, лежащих верстах в трех на восток по направлению к Керченскому проливу. С юга и с запада шли широкие, поросшие молодым хлебом поля.

Часть домов в деревне была уже занята пришедшей сюда казачьей сотней отряда генерала Б. Поэтому нам не удалось сконцентрироваться в одной части деревни. Пришлось разбиться по отдельным дворам, отделенным друг от друга улицами, оврагами и садами. На главной улице остались штаб полка, команда связи и пулемет. Второй и третий эскадроны поместились в северной ее части, а мы в восточной, граничащей с поднимающимися по направлению к Аджимушкаю холмами. Такой способ нашего расположения сыграл фатальную роль и был причиной постигнувших нас жестоких несчастий.

Костя звал меня ночевать в штаб полка, поместившийся в очень хорошей хате, но по какому-то предчувствию я решил остаться в эскадроне. Мы поместились в одной из самых крайних хат, что называется, в тесноте, да не в обиде. Был уже вечер, мы пили чай, когда к нам пришли два наших татарина из эскадрона и говорят, что отыскали невдалеке, на краю деревни, пещеры и каменоломни. Мы взяли фонарь и пошли их осматривать.

Шагах в трехстах от нашей хаты лежал довольно глубокий овраг. На дне его в обнажившейся отвесной скале были выбиты пять довольно широких пещер. Ширина их была настолько значительна, что свободно могла проехать телега с тройкой лошадей. Мы в нерешительности остановились перед зияющей темнотой у входа. Быть может, оттуда кто-нибудь следил за нами и ждал момента, чтобы пустить коварную пулю. Взяли на руки винтовки и зажгли фонарь.

— Глядите, — сказал кто-то, — здесь совсем свежие следы.

Действительно, в одну из подземных галерей явственно шел след от проехавшего туда экипажа. Сырая глина, приставшая к колесам, отвалилась на сухом полу подземного хода, не успев еще высохнуть. Поставив охрану у всех выходов из подземелья, мы решили проникнуть в тот, в котором были обнаружены следы. С мерцающим фонарем мы постепенно углублялись в темноту, держась как можно ближе стен подземной галереи.

Пройдя шагов пятьдесят по прямому направлению, мы очутились в большой выбитой под землей круглой зале. На полу ее были следы соломы и сена. В одном из углов стояла бочка, полная воды. Вода, по-видимому, была чистая и годная для питья.

В одной из стен подземной комнаты имелся более узкий ход, ведущий в другую более узкую и низкую галерею. Пройдя по нему несколько шагов, мы опять попали в какую-то поперечную галерею такой же ширины, как и первая. Здесь вскоре нами открыта была наполненная сеном телега. Под сеном на дне ее мы нашли значительное количество винтовочных обойм и патронов. Стало быть, здесь были, а может быть, и сейчас сидят вооруженные люди.

Было уже достаточно поздно, чтобы производить дальнейшие изыскания, тем более что без длинной бечевы опасно было углубляться в перепутанные подземные ходы. Мы вывезли найденную тачанку из подземелья и представили в штаб полка, а у входа в пещеры поставили дозор. Тотчас же для объяснения вызван был деревенский староста. Это был плутоватый на вид и упорный старик, единственным ответом которого было, что он ничего не знает и знать не может.

— Нынче мало ли какого народа ходит, — говорил он. — Вот вы приехали, а зачем, нам неизвестно, коли будет кто спрашивать, мы не можем знать, а в каменоломни мы не ходим, боимся, кто привез тачанку, нам неизвестно, и такой тачанки во всей деревне не было. Это, поди, германская тачанка. Немцы на таких ездили, а у нас таких не было.

— Ты, брат, старик, не ври, не отпирайся, — говорил ему наш командир эскадрона. — Как это возможно, чтобы в деревне не было известно, кто возил воду и тачанку, это тебе не город, ты небось отлично знаешь, какой твой сосед обед варил. А каменоломщики аджимушкайские к нам приходят?

— Каки таки каменоломщики, — прикидывался старик дураком, — никаких каменоломщиков мы не знаем, мало ли какого народу к нам ходит. Вот намедни пришли ночью пятеро ко мне в хату с винтовками, говорят, отворяй, а то убьем. Отпер дверь, вошли, давай, говорят, есть. Ну, покормил. А что за