Госпожа Дефорж стала излагать свой хитрый план, объяснила, захлебываясь словами, что попросила госпожу Орели прислать к ней Денизу, чтобы девушка подправила плохо сидевшее пальто. Как только мерзавка явится, она отправит ее в свой будуар, потом под удобным предлогом заманит туда Муре и осуществит задуманное.

Бутмон слушал, надеясь, что выглядит участливым. Этот гасконец с черной как смоль бородой, румяный весельчак и ловкач, думал сейчас о том, как злы и порочны светские дамы. Даже любовницы его товарищей, обыкновенные продавщицы, и те не бывают настолько откровенны с посторонними.

– Не вижу смысла в вашей затее, мадам, – наконец решился он. – Голову даю на отсечение: между ними нет никаких отношений!

– Именно так! – закричала Анриетта. – Он ее любит. Остальные не важны, они однодневки!

Госпожа Дефорж заговорила о Кларе с высокомерным презрением аристократки. Ей стало известно, что Муре подцепил эту рыжеволосую девку с лошадиным лицом назло отказавшей ему Денизе и оставил Клару в отделе, чтобы афишировать их связь и осыпать подарками на глазах у всех. Уже три месяца хозяин «Дамского Счастья» вел разгульную жизнь и сорил деньгами как безумец. Купил особняк какой-то шлюхе, содержал двух или трех девиц сомнительной репутации, беззастенчиво его обиравших.

– Во всем виновата эта негодяйка! – горячилась Анриетта. – Она оттолкнула его, и он пустился во все тяжкие… Мне дела нет до его денег! Я любила бы его сильнее, лишись он всего состояния. Вы стали близки нам обоим и не можете сомневаться в моих чувствах.

Госпожа Дефорж замолчала, боясь разрыдаться, и жестом отчаяния протянула руки к молодому человеку. Она действительно обожала Муре за молодость и успешность; до него ни один мужчина не заставлял ее трепетать от желания, забыв о гордости. Мысль, что она может потерять Октава, напоминала Анриетте о возрасте. В сорок лет ей вряд ли доведется еще раз испытать чувство подобной силы.

– Я отомщу, – шептала она, – клянусь, я отомщу, если он меня оскорбит!

Бутмон не отпускал ее рук, размышляя, не попытать ли удачи с этой все еще красивой женщиной. Она не совсем в его вкусе и уж очень норовиста, но игра может оказаться увлекательной.

– Почему бы вам не завести собственное дело? – спросила Анриетта, неожиданно сменив тему, чем немало удивила Бутмона.

– Я не располагаю достаточными средствами, мадам… В прошлом году эта мысль посещала меня, я уверен, что в Париже достанет покупателей еще на один или два больших магазина, если правильно выбрать квартал. «Бон Марше» находится на Левом берегу, «Лувр» – в центре, «Счастью» принадлежат богатые кварталы в западной части города. Остается север, где возможно посостязаться с «Площадью Клиши», а еще отличнейшее место рядом с Оперой…

– И что же?

Бутмон расхохотался:

– Вы не поверите! Я имел глупость поделиться идеей с отцом… Да-да, я оказался настолько наивным, что попросил его найти акционеров в Тулузе.

Он принялся весело описывать гнев старика, разразившегося бранью в адрес огромных парижских магазинов, сам-то он владел лавкой в провинции. Бутмон-старший готов был лопнуть от злости при мысли о тридцати тысячах, которые сын зарабатывает в год, и заявил, что скорее отдаст деньги – собственные и своих друзей – приютам для стариков, чем пожертвует хоть сантим любому из «торговых домов терпимости»!

– Впрочем, все это пустые разговоры, – закончил Бутмон. – Чтобы возглавить дело, требуются миллионы.

– Что, если бы они нашлись? – не церемонясь спросила госпожа Дефорж.

Он мгновенно посерьезнел. Это деловое предложение или в женщине снова заговорила ревность? Анриетта не оставила ему времени задать ответный вопрос, добавив:

– Вы ведь знаете мое к вам отношение… Мы вернемся к этому разговору.

В прихожей раздался звонок, Анриетта порывисто встала, а Бутмон, не желая быть застигнутым врасплох, инстинктивно отодвинулся вместе со стулом. Оба молчали, в комнате со светлыми стенами и множеством растений в горшках стояла звенящая тишина, госпожа Дефорж напряженно прислушивалась.

– Это он, – прошептала она.

Вошедший слуга объявил:

– Господа Муре и Валаньоск.

Анриетта не сдержалась и зло дернула плечом. Зачем он взял с собой приятеля? Испугался, не пожелал оставаться с ней наедине? Она улыбнулась вошедшим:

– Рада вам, господа, вы оба стали редкими гостями в моем доме.

С некоторых пор госпожа Дефорж начала полнеть, что приводило ее в отчаяние, заставляло утягиваться и носить черное, но обрамленное темными волосами лицо оставалось прелестным, и Муре позволил себе комплимент:

– Не буду спрашивать, как вы поживаете, достаточно взглянуть на этот прелестный румянец, чтобы увериться – дела идут хорошо.

– Со мной и правда все в порядке, – ответила Анриетта. – Впрочем, умри я, вы бы вряд ли об этом узнали.

Госпожа Дефорж незаметно наблюдала за Муре и находила его нервным и усталым: веки набрякли, цвет лица был землисто-серым.

– Не могу ответить тем же, – шутливым тоном бросила она, – вы мне сегодня не нравитесь.

– Работа отнимает много сил, – вмешался Валаньоск.

Муре неопределенно взмахнул рукой, но отвечать не стал и дружеским кивком поприветствовал Бутмона. Раньше он часто забирал его из отдела в разгар рабочего дня, и они ехали к Анриетте, но времена изменились…

– Вы слишком рано ушли… Они заметили и впали в ярость.

Муре так говорил о Бурдонкле и других заинтересованных лицах, словно и не был хозяином «Дамского Счастья».

– Досадно… – пробормотал Бутмон, очень расстроившись.

– Нам нужно все обсудить… Уйдем вместе через некоторое время.

Анриетта снова заняла место в кресле и, слушая Валаньоска, сообщавшего, что к ней собирается госпожа де Бов, не спускала глаз с Муре. Тот молчал, рассеянно обводил взглядом мебель, смотрел на потолок, как будто надеялся что-то там разглядеть, а когда хозяйка дома со смехом пожаловалась, что на чай к ней теперь являются одни мужчины, и вовсе настолько забылся, что допустил бестактность:

– Я думал встретить здесь барона Хартмана.

Кровь отхлынула от лица госпожи Дефорж. Она, конечно же, знала, что Муре только потому и навестил ее, что хотел увидеться с бароном, но зачем так откровенно демонстрировать равнодушие к ней?! В этот момент дверь открылась, и появился лакей. В ответ на немой вопрос – Анриетта раздраженно подняла брови – он наклонился и тихо пояснил:

– Мадам велела предупредить, когда придут насчет манто… Девушка здесь.

Анриетта повысила голос, желая быть услышанной всеми, и приказала:

– Пусть ждет!

В слова и интонацию она вложила всю свою ревность и презрение к сопернице.

– Провести ее в будуар, мадам?

– Незачем, пусть остается в прихожей!

Отпустив слугу, она как ни в чем не бывало вернулась к беседе с Валаньоском. Муре слушал рассеянно, не вникая. Бутмон напряженно размышлял. Дверь снова открылась, впуская двух дам.

– Невероятное совпадение! – прощебетала госпожа Марти. – Мы с госпожой де Бов встретились под аркадами.

– Погода хорошая, – подхватила та, – а доктор велел мне больше ходить пешком…

Она поздоровалась с мужчинами и поинтересовалась у Анриетты:

– Вы решили нанять новую горничную, дорогая?

– Нет, – удивилась госпожа Дефорж. – С чего вы взяли?

– В прихожей ожидает какая-то девушка…

– Ах, вы об этой… – Госпожа Дефорж развеселилась. – Все продавщицы напоминают домашнюю прислугу… Она пришла подправить манто.

Муре бросил на женщину острый взгляд, она же продолжила натужно-веселым тоном и рассказала, что на прошлой неделе купила вещь в «Дамском Счастье».

– Значит, вы изменили Совер?

– Это был эксперимент… Первая покупка в «Счастье» меня вполне удовлетворила, а следующая оказалась никуда не годной. Большие магазины не для меня, и я смело заявляю об этом в присутствии господина Муре… Вы не сможете угодить женщине с хорошим вкусом.

Он не стал спорить, не бросился защищать «Дамское Счастье», мысленно твердя себе: «Нет, она бы не посмела!» Бутмону пришлось взять это на себя.

– Если бы все светские дамы, которые у нас одеваются, стали похваляться покупками, вы бы очень удивились, узнав их имена, – жизнерадостным тоном произнес он. – Любую вещь по мерке мы сошьем не хуже Совера, а цена будет ниже. Впрочем, многие скажут: дешевле, значит хуже – и будут не правы.

– Итак, манто никуда не годится? – спросила госпожа де Бов. – Кстати, я, кажется, припоминаю эту девушку, хотя у вас в прихожей недостаточно света.

– Идите же, дорогая, не обращайте на нас