наконец появилась, госпожа де Бов спросила, весело рассмеявшись:

– Что, тоже сдаетесь?

– О чем вы, дорогая?

– Господин Муре сообщил, что вы никак не можете справиться с манто.

Анриетта притворилась удивленной:

– Он пошутил, я буду носить его с удовольствием.

Госпожа Дефорж подкрасила глаза и выглядела очень спокойной. Воспитание помогало ей скрывать оскорбленные чувства, она с привычной улыбкой предложила Валаньоску канапе. Только барон, который давно и хорошо знал эту женщину, заметив, что ее губы свела легкая судорога, а глаза все еще горят опасным огнем, обо всем догадался.

Госпожа де Бов тоже угостилась и сделала беззаботно-философское замечание:

– У всех свои привычки! У меня есть приятельницы, которые даже узкую ленточку покупают только в «Лувре», другие клянутся святым именем «Бон Марше»… Дело вкуса.

– «Бон Марше» немыслимо провинциален, – пробормотала госпожа Марти, – а в «Лувре» слишком тесно.

Дамы принялись с удовольствием обсуждать достоинства и недостатки больших магазинов, Муре призвали в третейские судьи, и он высказался, охарактеризовав «Бон Марше» как солидное и респектабельное учреждение, но признал, что «Лувр» посещают более элегантные дамы и господа.

– Одним словом, вы предпочитаете «Дамское Счастье», – усмехнулся барон.

– И не скрываю этого, – с невозмутимым видом отвечал Муре. – Мы любим наших покупательниц.

Дамы поддержали его, заявив, что в «Дамском Счастье» особая атмосфера, их ласкают, им потакают, так что сдаются даже самые… стойкие. Воистину, обольщение – высокое искусство.

– А как дела у моей протеже? – поинтересовалась Анриетта, решив продемонстрировать передовые взгляды. – Чем вы ее заняли, господин Муре?.. Я о мадемуазель де Фонтене. – Она взглянула на госпожу Марти и пояснила: – Эта девушка – маркиза, оставшаяся совершенно без средств.

– Теперь она подшивает образцы тканей в специальные альбомы. Получает за это три франка в день, и я собираюсь выдать ее замуж за одного из моих посыльных.

– Вот ужас! – вскричала госпожа де Бов.

Муре перевел на нее взгляд и поинтересовался спокойным тоном:

– Отчего вы так это воспринимаете, мадам? Что предпочтительнее для бедняжки – стать женой честного человека и усердного труженика или оказаться во власти негодяя, который подберет ее на панели?

Валаньоск счел нужным вмешаться и разрядить обстановку:

– Не дразните его, мадам, иначе он заявит, что всей старой французской аристократии следует заняться торговлей ситцем.

– Вы зрите в корень, дорогой друг, – откликнулся Муре, – для многих подобный конец можно было бы счесть почетным.

Дерзкий парадокс рассмешил общество, но Муре не перестал воспевать аристократию труда. На щеках графини де Бов появился легкий румянец – она была очень ограничена в средствах и с трудом переживала создавшуюся ситуацию. Госпожа Марти, в противоположность приятельнице, соглашалась с высказываниями Октава, стыдясь своего безудержного мотовства и жалея бедолагу-мужа. В этот самый момент слуга объявил о его приходе. Учитель выглядел изнуренным тяжелой работой, его сюртук лоснился от «возраста». Он поблагодарил госпожу Дефорж, которая похлопотала за него в министерстве, и опасливо покосился на Муре как на воплощенного ангела зла, несущего ему погибель. Тот обратился к нему с вопросом, чем привел в совершеннейшее замешательство:

– Труд – основа успеха, вы согласны, господин Марти?

– Труд и бережливость, – ответил тот, внутренне содрогнувшись. – Первое немыслимо без второго.

Бутмон, так и сидевший неподвижно в кресле, вдруг очнулся, встал, подошел к Анриетте и сказал – очень тихо, чтобы не слышали остальные:

– Муре меня уволил… О, очень вежливо… Клянусь, он об этом пожалеет! Я обоснуюсь рядом с Оперой и назову свой магазин «Времена года»!

Глаза женщины опасно блеснули.

– Я вам помогу. Не торопитесь уходить.

Анриетта отвела барона в нишу окна и отрекомендовала ему Бутмона как человека, мечтающего создать собственное дело и способного поразить весь Париж. Следующая фраза насчет учреждения паевого товарищества не удивила, но и не обрадовала Хартмана: Бутмон стал четвертым «гениальным молодым человеком», которого подсовывала ему госпожа Дефорж. Барон почувствовал, что рискует стать смешным, и не отказал прямо, ему даже понравилась идея о состязании с «Дамским Счастьем». Барон давно хотел основать конкурирующие предприятия в банковской сфере, чтобы отпугнуть соперников. Интрига всегда забавляла его, и он обещал подумать.

– Возвращайтесь к девяти вечера и ни в коем случае не опаздывайте, – шепнула она на ухо Бутмону. – Барон тоже будет, и мы поговорим.

Комнату заполнил гул голосов. Муре весело отбивался от нападок дам, клялся, что вовсе не разоряет их и может это доказать:

– На каждой покупке вы экономите тридцать процентов от стоимости любого товара!

Барон наблюдал за Муре с братским восхищением завзятого прожигателя жизни. Анриетта проиграла схватку, она не войдет в жизнь Октава. И сокрушила ее молодая женщина, такая застенчивая и опасная своей кротостью.

XII

Новый фасад «Дамского Счастья» начали сооружать двадцать пятого сентября. Барон Хартман сдержал данное Муре обещание и поставил вопрос на очередном заседании совета акционеров «Ипотечного кредита». Муре оказался близок к осуществлению своей мечты: фасад на улице Десятого Декабря станет символом его процветания. Он решил превратить в праздник закладку фундамента, раздал премии продавцам, а вечером устроил ужин с дичью и шампанским. Все отметили его жизнерадостное настроение и победительный жест, которым он взял мастерок, зачерпнул цемент и заложил первый камень. Много недель Октав с трудом скрывал владевшее им нервное возбуждение, и победа позволила расслабиться, дать себе передышку. После полудня он выглядел как веселый и здоровый мужчина, но после ужина, спустившись в столовую, чтобы выпить шампанского с персоналом, снова улыбался через силу, лицо у него осунулось, как у человека, снедаемого тайным недугом. Душевная мука вернулась.

На следующий день в отделе Клара Прюнер попыталась уязвить Денизу. Для нее не осталось тайной немое обожание Коломбана, а это был отличный способ насолить семье Бодю, выставить их дураками. Маргарита точила карандаш в ожидании покупательниц, и Клара сказала намеренно громко:

– Этот мой ухажер… из лавки, что на той стороне, куда никто не заходит… Он выглядит совсем несчастным.

– Между прочим, этот несчастный скоро станет зятем хозяина, так что дела у него идут неплохо! – съязвила Маргарита.

– Значит, будет еще веселее сманить его!.. Уж я развлекусь, право слово… – бросила Клара, почувствовав, как неприятны ее слова Денизе.

Та ей все прощала, но мысль об умирающей кузине, которую добьет бессмысленная жестокость, лишала ее покоя.

К прилавку подошла покупательница, и Дениза окликнула Клару:

– Мадемуазель Прюнер, бросьте пустую болтовню и обслужите эту даму.

– И вовсе она не пустая.

– Закройте рот, будьте так любезны, и беритесь за дело!

Кларе пришлось подчиниться. Никто не противился, когда Дениза отдавала приказание, не повышая голоса. Она добилась уважения именно мягкостью обращения с персоналом. Девушки замолчали и даже улыбаться перестали, Маргарита принялась снова терзать упрямый карандаш, у которого то и дело ломался грифель. Только ей была по душе неуступчивость заместительницы; она любила повторять, что, если бы девушки знали, чем придется платить за глупость, они были бы гораздо осторожнее.

– Показываете характер? – спросил чей-то голос у нее за спиной.

– Приходится, – ответила девушка ухмыляющейся Полине, которая стала свидетельницей неприятной сцены. – В нашем маленьком королевстве еще не наведен идеальный порядок.

Полина хмыкнула:

– Оставьте, дорогая, вы ведь знаете, что станете править нами по своему усмотрению, стоит только захотеть.

Она искренне не понимала, почему подруга упорствует. В конце августа Полина вышла замуж за Божэ; «Сглупила!» – со смехом уточняла она. Бурдонкль, блюдущий интересы компании, счел ее потерянной для торговли, и она ужасно боялась, что однажды утром будет уволена, раз господа из дирекции считают любовь смертельным ядом. Сталкиваясь с Божэ в галереях, она притворялась, что не узнает его. Их только что едва не застукал суровый инспектор Жув, когда они шептались за стопкой белья в ее отделе.

– Он за мной проследил, – пожаловалась она Денизе. – Во все сует свой огромный нос!

В этот момент из отдела кружев появился Жув в безупречном белом галстуке, высматривая, нет ли где какого непорядка. Увидев Денизу, он согнулся в почтительном поклоне, приветливо