В сороковых и пятидесятых годах особенно славились в Екатерингофе песенники с табачной фабрики В. Г. Жукова. Здесь они кочевали лагерем во время сенокоса на Екатерингофских лугах, сопровождая работу пением и плясками. Екатерингоф в эти годы служил любимым местом воскресных прогулок жителей Коломны, Семеновского и Измайловского полков, отправлявшихся туда обыкновенно водою. В то время там настроено было много дач, и даже наше тогдашнее театральное начальство в лице известного драматурга князя Шаховского перевозило сюда взрослых талантливых воспитанниц театральной школы. На этой даче, по словам Р. М. Зотова[306], граф Милорадович проводил свои вечера, любуясь развивающимися дарованиями. Об этой даче было много толков в городе, и толпа волокит осаждала по вечерам заборы дачи, и сквозь решетки происходили разные переговоры, размен писем и все, что можно было, как передает тот же Зотов в своих автобиографических записках.

Перерождение Екатерингофа в 1823 году внушило графу Д. И. Хвостову написать на этот случай торжественную оду. Благодарный устроитель Екатерингофа гражданин Милорадович приказал на вечные времена повесить портрет поэта в зале вокзала, и долгое время посетители Екатерингофской ротонды любовались чертами певца Кубры с оригинальной подписью «Э Катрингофа Бард».

В 1840 году Екатерингофский дворец было повелено ремонтировать. В пятидесятых годах часть редких вещей Петровского времени перешла на хранение в Императорский Эрмитаж.

Недалеко от Екатерингофа, в Калинкинской деревне, Петр выстроил двухэтажный каменный дом (тот самый, где теперь Калинкинская больница), назвал его «шпалерным мануфактурным двором» и выписал сюда из Парижа мастеров, и в числе их известного художника Бурденя, к которому и отдал несколько русских мальчиков для изучения этого ремесла. На фабрике, кроме шерстяных шпалер, делали шторы и парчи.

Вправо от этой мануфактуры, по левому берегу Фонтанки, царь завел прядильный дом, где до 80 старух, под надзором старой голландки, ткали пряжу, добротою и тонкостью не уступавшую голландской.

В этот прядильный дом позднее, при императрице Елисавете, заключали женщин за разгульную жизнь.

В Екатерингофе установлено ежегодное гулянье 1 мая, повторяющееся и в Троицын день. В настоящее время Екатерингоф представляет полное запустение, пруды покрыты плесенью, а окружающая атмосфера пропитана зловонием и удушливым запахом, распространяемым вблизи стоящим костеобжигательным заводом.

Смотровая башня и Управление полиции на Большой Морской улице в Петербурге. Литография А. Дюрана. Ок. 1842–1847

Глава V

Петербург при императоре Петре II. – Первый большой пожар в столице. – Второй большой пожар на берегу Невы. – Исторический пожар 1736 года. – Меры против поджигателей. – Пожары при Екатерине II. – Пожар Большого театра в 1811 году. – Пожар другого театра у Чернышева моста. – Четверостишие на этот пожар. – Пожар в церкви Преображения Господня. – Горящие леса кругом Петербурга. – Большой пожар в Московской и Ямской. – Катастрофа в балагане Лемана. – Число погибших жертв. – Пожар Зимнего дворца. – Причина его. – Рассказы очевидцев. – Спасенные вещи. – Незначительная пропажа последних. – Анекдот про императора Николая I. – Возобновление дворца. – Большие пожары: Апраксина и Щукина двора в 1862 году.

С кончиною Петра I многое, начатое им, осталось неоконченным. Его преемники, Екатерина I и Петр II, ничего не сделали для Петербурга. Петр II думал даже столицу перенести в Москву; в его время Петербург особенно запустел и на Васильевском острове, который тогда назывался Преображенским островом, многие каменные дома были брошены недоконченными и стояли без крыш, окон и потолков. Такое запустение города вызвало со стороны правительства принудительные меры, и вскоре явился указ (15 июля 1729 г.), по которому заселение Петербурга опять сделалось поголовным налогом: велено было немедленно выслать на бессрочное житье в Петербург всех выбывших из него купцов, ремесленников и ямщиков, с их семействами; а за неисполнение или медленность повелено было отбирать все имение и ссылать вечно на каторгу. Эти строгие меры не привели ни к чему, народ тяготился житьем в Петербурге, и, по всей вероятности, это и было причиною, что в Петербурге образовались шайки поджигателей, наведшие панику на всех жителей.

История Петербурга представляет несколько примеров ужасных пожаров. В первое время существования Петербурга, когда строения были всюду деревянные, пожары были весьма часты, но редко опустошительны. Постройки в то время делались низкие, необширные, со службами, далеко стоящими от жилья; тогда, при первом появлении огня, достаточно было сломать два-три дома, чтобы остановить продолжение пожара. Впоследствии же, с возрастанием населения, стали строить дома сплошные, двухэтажные, с разными деревянными пристройками; такие дома стали требовать большого искусства при тушении огня. Вот самые большие пожары, бывшие в Петербурге за все время его существования: первый значительный пожар случился в 1710 году, причем сгорел ночью в один час Гостиный двор, состоявший из нескольких сотен бревенчатых лавок, помещавшийся на Троицкой площади[307]. Купцы потерпели большой убыток, многие товары из лавок не только сгорели, но были расхищены в суматохе, четверо из двенадцати грабителей были повешены на четырех виселицах, крестообразно поставленных на углах сгоревшего Гостиного двора. Второй большой пожар в Петербурге случился 1 августа 1727 года; огонь вспыхнул в магазинах на берегу Невы; сгорело несколько смежных домов, потом загорелись стоявшие на Неве барки; все они, числом 32, с грузом с лишком на 3 миллиона рублей, были истреблены огнем. Людей погибло до 500 человек. Молодой император Петр II сам действовал на пожаре и с «горькими слезами» бросался в опасности[308]. На другой день треть потери выдана была из казны пострадавшим.

11 августа 1736 года, в полдень, загорелся дом на Мойке, близ Зеленого моста (Полицейского), от неосторожности слуг жившего в нем персидского посла Ахмед-хана. Они курили трубку на дворе, искра запала в сено, и через полчаса дом пылал. Пламя распространилось с чрезвычайной быстротою и вскоре охватило многие деревянные здания на берегу Мойки и Гостиный двор, стоявший на месте нынешнего дома Елисеева (где Благородное собрание). Пожар продолжался восемь часов и истребил все здания от Зеленого моста до церкви Вознесенья.

24 июня 1737 года огонь снова вспыхнул разом в двух местах и обратил всю часть города, от истока Мойки до Зеленого моста, в пепелище. Сгорело более тысячи домов и несколько сот человек. Позднее,