Шрифт:
Закладка:
После пожаров 1737 года город был разделен на пять частей, и в первый раз даны официально названия петербургским улицам.
16 июля 1739 года против Выборгской стороны, за Литейным двором, горели барки с пенькой и маслом, рыбой и хлебом. На пожаре погибло немало людей, сгорел и виновник катастрофы, принесший горящую лучину на барку, от которой и загорелась пенька. В 1748 году в Петербурге пожары были опять часты. В этом году указом от 2 июня предписано расставить в Петербурге гвардейские пикеты около дворцов для сберегания их от поджигателей; в указе, между прочим, сказано, что частые пожары, бывшие в этом году, были произведены злоумышленниками. Поджигатели явились в обе столицы, и в Москве, в продолжение 16 дней, с 10 мая по 26-е число, ежедневными пожарами навели такой ужас, что жители, как говорит в своих записках Нащокин, принуждены были из домов выезжать в поля. Одновременно с этим предписанием было повелено полиции, дабы по происходящим от летнего времени опасностям находящиеся на больших улицах, как то: на набережной по Неве-реке, в Миллионной и Луговой у палат, деревянные крыльца и внутри домов мелкие деревянные строения немедленно, в присутствии полицейских чинов, все сломать и принуждать строить каменные… Приказ этот был исполнен в одну ночь, как говорит князь Шаховской в своих записках.
26 мая 1761 года в Мещанских улицах был большой пожар, продолжавшийся целый день; сама государыня присутствовала на пожаре. После этого пожара повелено было для облегчения строившим остановить все дворцовые и казенные работы, а также «установить умеренную цену» на строительные материалы и на дни рабочих.
В мае 1763 года сгорел Гостиный двор и смежные с ним здания на Васильевском острове. После этого пожара назначена была поощрительная награда тем из пожарной команды, кто являлся первым на пожар[309].
В мае 1771 года сгорели все дома по 10-й, 11-й, 12-й и 13-й линиям Васильевского острова, от набережной Большой Невы до Большого проспекта; огонь начался в доме графа Миниха, где помещался Морской корпус; здание все было обращено в пепел.
В 1774 году между Адмиралтейством и Мойкой был большой пожар, выгорело более 140 домов, в том числе более сотни каменных построек. В 1780 году, в самый Духов день, горел Гостиный двор на Невском проспекте. Одна только сторона, обращенная к Невскому, была каменная, остальное же строение, деревянное, сгорело до основания, а вместе с ним обращена была в пепел часть домов, расположенных за ним. 16 мая 1782 года, в два часа пополудни, произошел пожар на бойне, находившейся близ Большого рынка; несмотря на скорую помощь полиции, все деревянные лавки сгорели, но, к счастью, купцы успели спасти свои товары – убыток простирался более нежели на 200 000 рублей. Впрочем, эти лавки были настолько ветхи, что правительство уже имело намерение их перестроить.
Самое деятельное участие на этом пожаре принимали князь Репнин, Потемкин и Орлов, вместе с гвардейскими солдатами. Императрица Екатерина, как гласит камер-фурьерский журнал[310], на это ужасное зрелище смотрела на Садовой улице, против дома Воронцова (где Пажеский корпус), у каменных рядов. Государыня приехала на пожар вместе с Ланским прямо с обеда от И. И. Бецкого.
После этого пожара вышел указ, по которому всем русским и иностранным купцам дозволялось открывать особые магазины во всех кварталах столицы. Цель этого распоряжения была та, чтобы предупредить огромные убытки, которые может причинить торговле другой пожар, если все лавки будут находиться в одном месте. Императрица Екатерина имела даже намерение не допустить торговли в таком обширном здании, как вновь созидаемый тогда Гостиный двор.
В 1795 году сгорел на Васильевском острове Андреевский рынок, выстроенный в 1789 году. Лавки торговцев вскоре были опять отделаны.
В следующем году, в мае месяце, пожар был в Гавани, на Васильевском острове, и в Эрмитаже. Вот как описывает пожар Екатерина II в письме к Гримму: «В один прекрасный и очень жаркий день, 25 мая, собралась гроза и молния ударила в сараи, где хранятся галеры, и все они сгорели вместе с канонерскими шлюпками; это случается во второй раз в мое существование. Все необходимое будет уже это лето выстроено, а старый хлам сгорел, и Бог с ним! Зато гавань очистилась. На другой день после этого приключения молния ударила в одну из труб Эрмитажа, которую расколола пополам между старой библиотекой и бильярдной; дым шел сильный, но огня не было. Весь Петербург сбежался туда, и народ оставался на пожаре с трех часов пополудни до полуночи, то есть не в самом Эрмитаже, а в прилегающих к нему улицах и на набережной, выражая горячие желания, чтобы Эрмитаж был спасен от огня, которого там и не было».
В 1804 году сгорел немецкий театр в доме Кушелева (где теперь здание Главного штаба).
В ночь на 1 января 1811 года загорелся Большой театр через два часа после представления «Русалки». Театр горел ужасно, страшное зарево освещало все улицы Петербурга. Замечательно, что в день его открытия, в 1803 году, тоже случился пожар, хотя небольшой. Давали балет «Медея и Язон», на представлении присутствовала вся высочайшая фамилия; в то время, когда представлялось разрушение чертогов в огне, одна из кулис загорелась и обломок упал на ногу первого танцовщика Балашова. Балашов был уволен с полным пенсионом, и переломленная нога не мешала ему быть танцевальным учителем; в лучших домах в то время учиться русской пляске у Балашова даже считалось необходимой принадлежностью воспитания девиц.
2 мая 1825 года[311] сгорел очень красивый театр у Чернышева моста, фасадом на Фонтанку, где теперь здание Министерства внутренних дел; на Масленице был открыт театр, а на первой неделе Великого поста он сгорел в три часа; театр этот освещался газом, и по этому случаю все подозрение в несчастье пало на газ, но оказалось, что пожар произошел от треснувшей печки.
После этого пожара явилось четверостишие на тогдашнего военного губернатора графа Милорадовича:
Строителя забав не любят, видно,
