в душе всех остались только индивидуальные чувства, – государство моментально исчезло бы, и осталось бы одно только представление о нем, как воспоминание о чем-то бывшем, чего уже нет более. Под влиянием индивидуальных чувств каждый занялся бы своими личными делами, – государь перестал бы управлять, судья не стал бы более судить, полководец повелевать и солдаты повиноваться. Как и в случае исчезновения общих представлений, государство исчезло бы и на месте его осталась бы страна, в которой живут несколько миллионов ничем не связанных между собою людей.

В-третьих, сюда относятся стремления, не личные по происхождению, по цели и по форме. Это стремления, источник которых не воля стремящегося, но иная, вне его лежащая воля: отсюда повиновение, как постоянный и необходимый элемент государства; далее, это стремления, одинаковые для всех людей в одних случаях и для многих – в других случаях: отсюда единство действия; наконец, это стремления не для себя или близких себе, но для всех людей, живущих в государстве, или для многих одинаковых по положению в нем: отсюда безличность всех государственных отношений и благо далеких, чужих людей или отдаленных, будущих поколений, как цель его деятельности. Так, судья, исполняя свою должность, следует не своей воле, но чуждой и внешней для него воле закона, т. е. того или тех, кто в этом законе для всех судящих выразил свою волю. Становясь судьею, он перестает быть личностью, индивидуумом, но только единичным воплощением общего государственного органа, во всем схожим с другими воплощениями того же органа; таков он и для судимых, и для тех, по воле кого судит; и самые судимые для него перестают быть людьми с определенными характерами, наклонностями, личными чертами и становятся отвлеченными единицами с одним общим определенным свойством – виновностью.

Теперь мы можем дать второе определение государства, то же, которое дано было ранее, но измененное сообразно с выяснившимся значением терминов, вошедших в то первое определение: государство есть система психических состояний, соотносительных и неприродных. Соотносительность этих состояний есть причина того, что те, в ком они, являются не чуждыми друг другу, но связанными, соединенными: все соотносящееся разлагается на два члена, из которых каждый необходимо предполагает другой соответствующий себе. Так, в государстве – управляющие и управляемые, судящие и судимые, оберегающие и оберегаемые. Соотносительность же проводит и первое различающее деление в массу людей, всегда однородную до появления государственности и всегда утрачивающую эту однородность с появлением ее. Это первое деление, с которого начинается существование государства, есть деление на управляющих и управляемых. Остальные деления в государстве, весьма сложные, производятся уже не соотносительностью, но другою причиною, именно целесообразностью. Но двойственность в каждое из подразделяющегося вводит снова соотносительность. Так, напр., не она есть причина того, что появляется суд в государстве, как один из органов его; но она есть причина того, что с появлением этого органа все обнимаемые им люди и относящиеся к нему распадаются на судящих и на судимых, и сообразно с этим распадением в государстве возникает и двойной ряд обязанностей и прав – тех, которые принадлежат судьям, и тех, которые принадлежат подсудимым.

XI. Выведенное нами опредление проливает чрезвычайно много света на происхождение, развитие и умирание государств. Отвергая как ложное учение о естественном развитии государства из семьи, оно указывает, что образование первого не может произойти иначе как только тогда, когда какая-нибудь внешняя причина выведет однородную массу людей из первобытного природного состояния и вызовет в нем соотносительность психических представлений, чувств и стремлений. Таков акт защиты или, напротив, покорения, таков же акт переселения, так часто необходимый у кочевых народов и могущий сам по себе вызвать образование государства. Оно указывает далее, что ни при каких условиях возникающее государство не может быть сложно, ни его развитие не может совершаться быстро и неравномерно, так как, что бы ни совершалось в делах человеческих, в душах человеческих психические состояния не могут ни возникать многие и разом, ни видоизменяться быстро и беспорядочно, а они-то именно, эти состояния, и суть государство. И как всякое такое психическое состояние тем прочнее становится, чем продолжительнее оно пребывает, то и государство всякое, или в нем всякая часть, при равенстве прочих условий тем прочнее, чем медленнее происходит в нем развитие; и напротив, всякое быстрое и крупное изменение, часто необходимое, единственно спасающее, все-таки расшатывает и ослабляет государственный организм; так что наиболее мудрая политика всегда состоит в том, чтобы никогда не задерживать течение политической жизни, не столько потому, что это прямо вредно, сколько потому, что последующая неизбежная быстрота развития неизменно вредна. Затем то же определение объясняет, почему возникающие государства так легко разрушаются сильнейшими и так бесследно исчезают, что мы наблюдаем, напр., в эпоху Великого переселения народов. Разрушить два-три психические соотношения не составляет большой трудности, и, когда они недавни и не укрепились еще, они быстро и бесследно изглаживаются, как бы ни многочислен и, по-видимому, ни силен был народ, в котором они. Напротив, старинное и сложное государство разрушить не только очень трудно, но и совершенно невозможно разом, как бы мало по объему и численности народонаселения оно ни было; потому что здесь предстоит разрушить целый мир психических соотношений, из которых каждое старо и прочно. Поэтому в тех случаях, когда такие маленькие и развитые государства насильственно погибают, они прекращают свое существование только номинально, в действительности же долгое время еще продолжают жить. Показателем этой тайной жизни является та упорная борьба, которую покоривший народ долго еще ведет против неразрушенных психических соотношений в покоренном народе, и то быстрое и моментальное образование сложного государства, к которому способен подчиненный народ, едва на время, в каком-нибудь восстании, перед ним промелькнет независимость и прекратится внешнее давление. Это быстрое образование наружных форм государства возможно потому, что еще существуют его скрытые формы, которые одни существенны и необходимы для государственной исторической жизни. Поэтому всякий политический организм только тогда можно считать совершенно разрушенным, когда люди, некогда составлявшие его, уже не способны более к образованию из себя прежнего государства, хотя бы им и была предоставлена полная независимость. Так, в III или в IV в. после P. X. Афины уже окончательно перестали жить. Наконец, это определение объясняет и процесс естественного умирания государств. Этот процесс состоит в последовательном и медленном разложении всех ранее сложившихся психических соотношений и, как в видимом результате этого, – в распадении некогда соотносившегося на изолированное, т. е. не связанное, не соединенное более. Строго говоря, такое умирание отдельных психических соотношений постоянно совершается в государстве и в пору его развития, и в пору его высшего процветания и