Шрифт:
Закладка:
Теперь мы подошли совершенно к государству. В первом примере мы взяли людей и страну, в которых сохраняется государство, когда все погибло. Но ранее доказано было, что ни страна, ни люди не составляют государства. Что же осталось еще? То, что есть в людях, т. е. их дух и деятельность их. Но и из последнего мы выделили ранее, как не относящееся к государству, все, что по образу, цели и происхождению индивидуально. Итак, оставшееся, т. е. идеи, чувства и стремления и основанная на них деятельность, которые не индивидуальны по происхождению, по цели и по форме, и есть государство.
X. Анализируем это оставшееся и рассмотрим, из чего оно и какою образующею частью входит в государство каждая составная часть его. Тот же метод, который был уже употреблен нами, обнаружит здесь, что то, на чем мы остановились теперь, есть действительно государство, как ранее он обнаружил, что все выделенное не составляет его.
Сюда относятся прежде всего идеи, не личные по происхождению, по цели и по форме. Это – представления и понятия, которые одни у всех людей, входящих в государство, которые имеют предметом совокупность этих людей или обширные группы их, которые извне входят в каждого, совокупностью людей даются отдельной личности. Так, в нашем государстве – это общие всем русским людям, не зародившиеся ни в ком из них отдельно, представления о русской земле, о русском народе, понятия о государе, о подданных, о законе, о необходимости повиновения, о беспорядке и безобразии, которые могли бы возникнуть без единства власти и без полноты повиновения. Словом, это совокупность чрезвычайно элементарных и чрезвычайно общих представлений о существующем, о должном и о позволительном, которыми бессознательно живет каждый политический народ и в нем каждый отдельный человек, которые вырабатываются в трудном процессе истории и только веками изменяются в нем. И далее, сюда же принадлежит более тесный круг понятий и представлений, но также общих по происхождению, цели и объекту, которыми живут отдельные несходные между собою группы людей. Таковы представления и понятия управляющих о себе и об управляемых, и среди их – каждого отдельного разряда, напр. всех судей, о себе и о других подобных группах людей.
Теперь представим себе, что в каком-либо государстве разом исчезли бы все эти общие понятия и представления – осталось ли бы самое государство? Вообразим, что однажды, засыпая, люди забыли бы, что такое государь и подданный, что такое закон и повиновение, что такое начальник и подчиненный, и, проснувшись, имели бы только те понятия и представления, которые каждый в себе и про себя создал, – понятия о своем доме и хозяйстве, о своих родных и соседях, о своем прошлом и предстоящем будущем, даже знания научные и навыки художественные и ремесленные, словом, все индивидуальное по происхождению, цели и форме – в то утро, когда так измененные проснулись бы все, сохранялось ли бы по-прежнему государство? Ясно, что нет. Все, что мы называем государственною деятельностью и государственными отношениями, разом исчезло бы. Проснулось бы несколько миллионов единичных людей, также мало составляющих из себя государство, как мало составляют его изолированные друг от друга жители Австралии или индусские отшельники.
Этим объясняется и то, почему в покоренной и первобытной стране, в которую вводятся сложные политические учреждения и законы, возникает государство, соответствующее не этим законам и учреждениям, но другое, зачаточное и первобытное, соответствующее только факту покорения и из него одного вытекающее. В людях покоренной страны нет понятий и представлений, отвечающих сложным учреждениям и законам, и поэтому именно нет и сложного, развитого государства. Есть же государство первобытное и простое, потому что есть только три, всем общие, представления: о совершившемся покорении; о том, что покорившие желают чего-то другого, нежели то, что прежде было в стране; и о необходимости исполнить их желание, покориться их воле.
Отсюда же объясняется и исторический факт неудачи всех нововведений, насильственно вносимых реформаторами в государственную жизнь народов, и медленный, строго последовательный ход вообще всякого исторического развития. Никакой человек, как бы могуществен он ни был, не может вынуть из сознания людей установившиеся понятия и представления и вложить взамен их другие, им самим придуманные; никогда не совершит он волшебства, подобно тому, которое, как пример, мы вообразили несколько выше: именно, чтобы люди, заснувши, забыли все прежние общие понятия или чтобы они проснулись с новыми, какие в них хотел бы видеть реформатор. А не будучи в состоянии сделать это, никакой человек не в состоянии сделать и действительный, не кажущийся только, переворот в государстве, но только некоторое и незначительное изменение в нем.
Будем продолжать дальнейший анализ охваченного первым определением государства.
То оставшееся, на что мы указали как на государство, кроме идей состоит еще из чувств, неличных по происхождению, по цели и по форме. Это чувства, общие всем людям, живущим в государстве, одинаковые во всех их, воспринимаемые отдельными личностями от целой массы, объектом которых служит не тот, в ком чувство, но группы других людей, с ним не связанных никакою естественною связью, ни родством, ни соседством. Таковы чувства преданности своему народу и своей стране, чувство уважения к верховной власти, чувство личной слабости и коллективной силы, чувство тревоги сильнейших по власти за слабейших, чувство ответственности каждого перед всеми, чувство близости, как бы родства между собою, всех единоплеменников и многие другие. Без этих общих и одинаковых чувств государство так же не могло бы существовать, как и без общих одинаковых представлений. Так, если бы в какой-нибудь стране государь вдруг потерял всякое чувство нравственной ответственности перед своими подданными, перед памятью своих предков и перед будущим, если бы у подданных исчезло чувство ответственности перед законами, если б никто более не чувствовал себя лично слабым, никто не чувствовал привязанности к другим, словом, если б