А вот после тихой зимы городская тема в наших разговорах зазвучала по-новому. Уже и предположения строились, что зомби могли не пережить морозов. И Димка опять вспомнил о стратегических складах и оружии. И Минтай, в очередной раз свой денежный чемодан перепрятав, убежденно заговорил о помощи из-за границы, о мировом правительстве и наших военных частях, стоящих на боевом дежурстве, — Минтай не верил, что человечество могло вот так просто взять и перестать существовать.

В общем, с наступлением весны мысль о необходимости очередной вылазки овладела умами всех, кроме меня. Я бы даже сказал, что товарищи мои стали одержимы. И мне было непросто уговорить их подождать — еще месяц, еще пару недель, еще хотя бы несколько дней. Если бы не я, они, скорей всего, и до мая не дотерпели бы.

— Тебе хорошо, — страдал Димка. — Ты не куришь. А у нас последний блок «Винстона» остался и вонючая «Прима».

— Бросайте. Берите пример с Кати…

Каждый вечер я пытался образумить своих приятелей — и чувствовал, как они дружно меня ненавидят. Я говорил о делах, я буквально умолял остальных помочь мне — и ненавидел их.

Потом я пошел на хитрость: притворился отступившимся и тоже заговорил о необходимости ехать в город. Я строил планы вместе со всеми, но настаивал на том, что нам нужно хорошо приготовиться, и мы не должны спешить.

В середине мая, когда картошка была посажена, а капуста посеяна, я, Димка и Оля отправились в Николкино. Мы планировали проверить состояние дороги и убедиться, что наши машины в порядке. Заодно, как это всегда бывало, прихватили бы что-нибудь полезное из пустых домов — Оле требовались швейные иглы и нитки, я надеялся найти еще какие-нибудь семена, а Димке были нужны капсюли «центробой», которые он в один из наших визитов рассыпал по неловкости и поленился собрать из щелей в полу.

Путь нам был уже хорошо знаком, перед походом мы перекусили, вещей решили не брать, оделись легко, благо погода стояла теплая и сухая, — так что путешествие получилось похожим на прогулку, пусть и не самую простую.

В Николкино были к полудню и сразу же пошли во дворы, где зимовали машины. С ними всё, вроде бы, было нормально, только ржавчины в побитых местах прибавилось. Пока я заливал в баки бензин из канистр, Димка в два захода припёр из погреба аккумуляторы. Мой, понятное дело, был практически мёртв — я даже не стал его мучить, решив, что проще будет завести машину «с толкача». А вот искорёженная «мазда», похрипев стартером, смогла запустить мотор и выкатилась с места зимней стоянки своим ходом.

— Махнем прямо сейчас? — Димка газовал и, высунувшись в окно, слушал, как работает двигатель. — В Холмянское, а?

Село Холмянское было ближайшим к нам относительно крупным населенным пунктом — дюжина магазинчиков, поликлиника, хлебозавод, школа и четыре тысячи человек, превратившихся в зомби. Это было одно из тех мест, которые я считал своей родиной — наша семья жила там пятнадцать лет. В Холмянском у меня осталось много знакомых и родственников, поэтому я не любил туда ездить — боялся встретить кого-нибудь из них. Кроме того, мы уже знали, что обращенные из ближайших поселений способны доставить нам больше проблем, нежели точно такие же обращенные, но из краев отдаленных.

— Нет, ехать сейчас никуда нельзя, — сказал я. — А то опять зомби нам на хвост сядут.

В Холмянское мы заезжали только когда отправлялись в город, и никогда по пути назад. Димка сам придумал это правило, но сейчас ему хотелось меня подразнить.

— Мы просто на разведку смотаемся, — сказал он. — Поглядим, вдруг все зомби вымерзли. Или с голоду сдохли, как в «28 дней спустя».

— Мы не за этим сюда пришли, — сухо ответил я. — Сейчас план менять нельзя. Вернемся домой, соберемся и тогда обсудим твое предложение.

Димка заглушил машину, выбрался из нее, сильно хлопнув дверью — она плохо закрывалась после всех злоключений, ей доставшихся.

— Зануда ты, — ухмыляясь, объявил он мне.

Если бы он назвал меня трусом, я бы дал ему в морду. Но «зануду» я пропустил мимо ушей.

— Давайте делами займемся, — сказал я. — Нам еще домой добираться.

Для меня изба в сгоревшей деревне уже была «домом». Для остальных — нет.

Мы не стали разбредаться, как это обычно происходит в фильмах ужасов. У каждого из нас были свои дела, но держались мы вместе. Отыскали и нитки с иголками, и несколько пакетиков просроченных семян, и капсюли в щелях. Набрали еще кое-какой мелочевки, на которую раньше внимания не обращали или которую просто не нашли. Потом прогулялись по дороге на околицу и долго стояли на пригорке, глядя в чистую безмятежную даль.

— Плотность населения европейской части России, — сказал вдруг Димка голосом школяра-отличника, — двадцать с чем-то человек на квадратный километр.

— И что? — спросила Оля.

— А то, — ответил за Димку я, — что если обращенные выберутся из городов и равномерно рассредоточатся по территории, то на каждом квадратном километре их будет двадцать с чем-то рож.

— Рыл, — поправил меня Димка.

— Это много, — сказал я.

— Да, — согласился Димка, обозревая горизонт в свой монокуляр. — И сейчас мы с помощью приличной оптики могли бы видеть довольно много обращенных. Может быть, сотню, а то и полторы сотни рож.

— Рыл, — поправил я его.

— Ну да… Но мы их не видим. Ни сотни, ни десятка… — Он вдруг осёкся и подался вперед. — Разве только…

Я обмер.

— Разве только… — Димка почти беззвучно шевелил губами и считал: — Один… Два… Три…

— Зомби? — сипло спросил я. — Далеко?

— Пять… — сказал Димка. — Восемь…

Я схватил его за руку, чтобы отнять монокуляр.

— Двенадцать, — сказал Димка и вырвался. — Двенадцать ворон сидят на дороге.