благо, но тут бы и покушать…

Оказалось старшая все понимает — жестикулировала она очень доходчиво. Катрин всегда нравились опытные, тактичные и деловые дамы. И, кстати, с очень выразительными, виртуозно накрашенными-насурьмленными, ореховыми глазами. Просто каджарская живопись[5], а не очи. Да, таким искусством макияжа владеть, это вам не по городским кладбищам скакать.

Воды было вдоволь (причем и теплой!), умывшуюся гостью немедленно усадили за достархан (или как он тут называется?) уже накрытый к трапезе. Яств оказалось порядком: десятка два, тут все и попробовать не успеешь, потому Катрин сразу взяла убедительную лепешку, фаршированную чем-то мясным, пряным, неузнаваемым, но изумительно тающим на языке. К этому делу хорошо пошла зелень и редиска — сладкая, хрустящая, тщательно откалиброванная, словно ее не выращивали, а на агростанке клонировали. «Главная по дворцу» куда-то исчезла, подавали младшие по званию — без никабов улыбчивые и симпатичные на мордахи, только слишком уж круглолицые и одинаковые. Видимо, сбежавший хозяин подбирал прислугу на свой вкус. Объяснялись знаками, что не особо отягощало — и так все понятно, да и занят рот у гостьи.

Вернулась старшая — она подталкивала невысокого роста девицу — несмотря на тщательную укутанность, угадывалась, что незнакомка юна, на редкость стройна и в движениях удивительно пластична. Танцевать, что ли будет? Хорошие здесь завтраки подают, прямо хоть на длительный постой напрашивайся.

Танцевать девчонка не стала, от очередного толчка опустилась на колени и сказала:

— Госпожа Хаят спрашивать уважаемый гостья — все ли вкус иметь? Подать что еще желать?

О, толмачка! Французский далеко не идеальный, но приемлемый.

— Передай прекрасной госпоже Хаят, что ваше гостеприимство приводит меня в небывалое восхищение и лишает дара речи. Клянусь Аллахом, столь замечательной утренней трапезы мне не доводилось вкушать две сотни лет, а в присутствии прекрасной госпожи он впятеро вкуснее того, что я храню в памяти.

Катрин напряженно пыталась вспомнить еще что-нибудь витиеватое и приличествующее случаю, но сказки «1001-й ночи» она читала давненько, с ходу ничего уместного в голову не лезло, а красиво приврать с пустого места было сложно.

Девчонка перевела хозяйке, та улыбалась и одобрительно кивала. В чисто дамском обществе никаб госпожа Хаят тоже сняла. М-да, вот она, забытая сказка, тут не только очи, тут все остальное идеально и безупречно. Уже за порядком за тридцать, но возраст ничуть не портит, такое с мгновенно расцветающими и быстро увядающими восточными женщинами бывает редко, но если уж случается… Секс-бомба полыхающего гранатового сока, а не госпожа Хаят.

Общались через девчонку, та переводила, старательно подбирая слова, взгляда не поднимала. Безоговорочно осудили всплеск городского бандитизма, беспорядки и пожары. Катрин намекнула, что французские представители мирно ехали с тайным поручением по переговорам, но налетел какой-то сброд, в беготне и пальбе бедная девушка отбилась-заблудилась, и вот, извольте видеть… Теперь придется ждать когда французские солдаты в город войдут. Хозяйка одобрила столь осмотрительное решение. Собственно, госпожа Хаят не была хозяйкой дворца, и даже не числилась одной из официальных жен своевременно удалившегося Азхар-паши. Переводчица пыталась объяснить статус госпожи, но тут вышла осечка — запаса французских слов явно не хватало. Впрочем, и так было понятно: действующий гарем высокочтимый хозяин дворца прихватил с собой вместе с ценностями первого порядка, а наложницы и прочие малоценные женщины остались со сторожами охранять дворец. Сторожа, правда, рассосались еще во время первого, ночного, налета на дом. Увы, вроде бы шла война республиканской Франции с кровавым турецко-мамелюкским режимом, а пенки обогащений снимали какие-то аполитичные бандюганы. Политику и погоду обсуждать не стали, ибо прибежала служанка и доложила, что ванна подана, в смысле, налита. Катрин искренне поблагодарила — ванна, да еще во дворце — такими возможностями не разбрасываются, тем более экспедиционный душ работал дурно, с насосом там что-то стряслось.

В банные покои повела уполномоченная по водным делам служанка, ну и переводчица.

— Откуда знаете французский язык? — учтиво поинтересовалась Катрин, разглядывая череду бассейнов, бассейнчиков и фонтанов (охренеть! деньги хозяину определенно некуда было девать).

— Меня учить, — кратко объяснила переводчица. Сообщать в каких университетах познавала иностранные языки она явно не собиралась, но и так несложно догадаться. Скорее всего, переходила красотка-невольница по рукам хозяев с младых лет, набиралась разносторонних знаний.

— А имя ваше? — сугубо из вежливости осведомилась гостья.

— Меня нет. Имя, — пробормотала девчонка.

Гм, иностранный язык есть, идеальная фигурка угадывается, а имени нет. Может не невольница, а жена разжалованная? Вообще-то абайя на ней самая дешевая, кухонные девицы и те получше одеты. Никаб так и не сняла, в больших строгостях девчонку держат.

За последнее время Катрин вникла в неочевидные, но важные нюансы местных женских одеяний. На людях простонародье шляется ободранное, ничего особо не прячет, нищие жены феллахов так вообще щеголяют татуировками на лицах[6], обвешены грошовыми, но изобильными украшениями, чтоб всенепременно с двумя серьгами в каждом ухе. Дешевый шик и полная открытость лиц. Женщины зажиточных горожан, мелких беев и прочих строгих мужчин, те с ног до головы зачехлены в черное, замотаны-запрятаны как сладкий миндаль от мышей, на люди появляются исключительно в сопровождении родичей и евнухов. Только по глазам и благовониям красоту и угадаешь. Зато точный уровень благосостояния можно вычислить по качеству ткани платья-абайи — не все черное одинаково ценно, прилично и роскошно.

Ванна оказалась размера невеликого, зато вода горячая и благоухает… это вам не химические шампуни и пены для ванн — тут все натуральное, проверенное веками.

— Ничего если я сама помоюсь? — поинтересовалась Катрин. — У нас во Франции вот такие древние патриархально-матриархальные спорные традиции.

— Обычай фрэнчей известен нам, — заверила переводчица. — Я ждать.

Толмачка действительно опустилась на колени за занавесью, относительно непрозрачной. Впрочем, Катрин на всякие мелочи и условности внимания обращать не собиралась. Спецодежду долой, парик наскоро вытряхнем — под ним порой жарко, но за ночь парик неоднократно защитил от ссадин и синяков, будем считать его подшлемником двойного назначения. Девушка содрала с себя белье — импортная ткань местами уже походила на марлю. Ух… цивильная вода это почти счастье.

Ванна невелика, но рядом сиял голубой водой бассейн под шатровым навесом-балдахином, дальше шелестел символически отсеченный шторами малахитовый сад, доносилось журчание фонтанов, утреннее солнце пробивало листву чудесным узором. Для местных уроженцев еще зябко, для европейца почти жарко. А тем, кто купался в