— Так я сказал, что нужно возвращаться? — напомнил Вейль и улыбнулся.

Группа бежала к выходу из кладбищенского квартала кратчайшим путем. Катрин догадывалась, что за кладбищем дело пойдет ничуть не лучше, но задачи следовало решать по мере возникновения. А они, мать их, возникали…

Первым начал стрелять «Девять» — с автоматом оно, конечно, удобнее. Катрин на результаты пальбы не смотрела — она вновь оказалось ведущей, повороты и варианты сокращения пути требовали полной концентрации. Тени — живые и мертвые — падали по сторонам, кидались наперерез, пытались преградить путь, но отлетали с дороги. Неровно прыгала-скакала по краю неба побледневшая красавица-луна, неслась по узким проходам между склепов и могил девушка. Перемахивала через тела ложащихся ничком, зияющих распахнутыми пулей затылками нищих, перелетала через рассыпающиеся иссохшие мумии с еще шевелящимися, унизанными перстнями коричневых остатков кожи, пальцами. Перепрыгивала через нелепые куклы-червяки в грязных саванах — распоротые пулями клочья посмертных одеяний трепетали от порыв сквозняка ужаса. Пыль, запахи гниющей плоти и злой ветер с Нила, дым пороха и подгорающих лепешек; все пронизывало сознание и исчезало. Вот отлетел живой человек с неживым, искаженным ненавистью лицом — переносицу размазала пуля — бегущий следом «Спящий» стрелял наверняка — точно в головы, с мозгами или с давно пустыми черепами — все равно — двенадцатиграммовые револьверные пули свое дело знают. Сзади огрызался автомат «Девять» и страхующий напарника револьвер «Семь-Шесть»: охранники прикрывали тыл и фланги…

План города Катрин помнила — к счастью, проклятому мертвому кварталу аль-Караф картографы уделили достаточно внимания — достопримечательность, чтоб ее землетрясением… Вот высокий забор, за ним выход к площади Как-Ее-Там, она вполне живая, в смысле, без могил. Ворота приоткрыты, труп или умирающий сидит рядом, кровь на камнях… Выход…

Вейль, хоть и был настороже, врезался в спину девушки.

— Чтоб вас Нилом утопило… — выдохнула Катрин.

За стеной оказалось многолюдно. Не то чтоб чересчур — человек пятьдесят-шестьдесят, зато плотной толпой — в рукопашной свалке на «археологов» хватит. Подходили к воротам и еще, сейчас напрут… Безумны. У ближайших лиц вообще нет: искаженные маски — так люди в здравом рассудке выглядеть не могут. Но у сумасшедших столько оружия в руках не бывает. Молодой, богато одетый каирец не раздумывая, вскинул пистолет. Блеснула искра на замке, факел выстрела… Катрин чудом успела сесть-упасть на колени.

Над головой сухо стукнул револьвер шефа — на красавца-стрелка с уже разряженным пистолетом прагматичный Вейль разменивать пулю не стал — свалил разъяренного толстяка с длинным ружьем. Катрин, сидя на заднице, отползала к воротам, которые, кстати, уже закрывали резвые «Цифры». Ноги едва на улице не остались, хорошо, шеф за платье рванул. Снаружи в створки застучало: определенно это тот мясницкий нож прилетел, камни и та двузубая штука. Вот и пуля бухнула — массивная, но мягкая, безоболочечная, не пробьет…

— Обход? — поинтересовался шеф, вкладывая в барабан свежий кругляш обоймы[7].

— Восточнее, — прохрипела Катрин. — Но…

«Цифры» уже убегали. Вот скоты однозначные: где восток они знают точно, а что в данной оперативной обстановке «восточнее» это направление отнюдь не строго противоположное наметившейся розовости над крышами, так это дело десятое.

— Сюда! — призвала Катрин, сворачивая за огромную обветшавшую могилу какого-то шейха…

…Словно в мясокомбинат попали. С глубоко несвежей продукцией. Катрин рубила всех, кто вставал на пути — ятаган полосовал плоть с кровью или червями, под клинком лопались сухие кости, слетали с позвонков безгубо хохочущие костяные головы. Еще чуть-чуть…, к тому дому, рядом стена. Девушка, рыча, сбила подсечкой лохматую живую бабу с палкой, отшвырнула нечто в вонючем саване, зарубила воющего беззубого человека. За спиной все реже хлопали выстрелы, визжал и истерил «Девять» — его автомат наглухо замолк. Катрин снесла гнилую голову великану в ржавой кольчуге, отбросила двоих — не так сложно, они почти все безоружны и легковесны. Совсем несложно, если бы страх не мешал. Уходим, уходим… Дверь склепа приоткрыта, ручка-кольцо удобная. Ногу опереть и вверх… Не слишком удачно отмахнувшись клинком по тянущимся рукам, живым и неживым, девушка взлетела по двери, подтянулась, оказалась на крыше… Вот она, стена кладбища, допрыгнуть (если постараться) можно…

— Эй, слабое звено!

Не слышат. Зажатые «Цифры», судя по поведению, берегут последние патроны в барабанах «смит-вессонов» — перезарядиться шансов уже не будет. «Девять» уже не визжит — в голос воет. У шефа оказался припасен в резерве недурной тесак. Ишь, прямо спартанец, только куда скучнее и практичнее врага режет-рубит.

— Вейль!

Увидел. Отсек вцепившуюся в одежду руку, разрядил «лебель» в ближайшего нападающего (придержал-таки пулю, рассудителен как тюремный священник), слегка рубанул колено кому-то сутулому, без церемоний наступил тому на спину, далее на дверь…

Катрин поймала за руку, натужным рывком выдернула на крышу:

— Дай, Джим, на счастье лапу мне!

— Кто? — слегка удивился шеф.

— Репшнур у вас? — уточнила Катрин, глядя на месиво внизу. — Готовьте.

В борьбе «в партере» охранники что-то смыслили — видимо, знакомый вид спорта. Но атакующие давили массой: стоило отбросить одного-двух, как наваливались трое. «Девять» кроликом верещал где-то внизу, похоже, его пытались загрызть, партнер дробил кости врагов рукоятью пустого револьвера, но исход свалки был предрешен.

Катрин шагнула к краю крыши, спрыгнула на пустое место — за ногу нынче уже хватали, хватит, едва устояла. Атаковала толпу с фланга. Славный сородич кукри рубил и отсекал все, что попадалось — хорошему клинку, «что водка, что пулемет — все наше». На мгновение посеченное мертвое и живое присмирело в единой куче. Правда, и «цифры» замерли как неродные — силы у мальчиков иссякли. На морде «Девять» блестели натуральные слезы пополам с соплями и густо набрызганной гадостью.

— Встать! — рыкнула Катрин, машинально обращаясь к языку малопонятному присутствующим, но сугубо необходимому ей самой для поддержания уверенности в эту непростую минуту.

Дальше пришлось использовать обсценный сегмент данного языка, поскольку волочились охранники к спасительной двери невыносимо медленно, а взбирались по шнуру возмутительно вяло. Катрин практически притиснули к стене: морды вокруг как на татуировках пригородных сатанистов — жуть глубоко бессмысленная. Рубящая рука онемела от непрерывной работы, ноги, в общем, тоже — свинцовые. Чувствуя, что еще секунда и придется захныкать,