Шрифт:
Закладка:
– Vivat L’empereur! Vivat L’empereur!..
Генерал-майор русской армии Киприан Крейц: «От Борисова до Вильно морозы были весьма суровы, и здесь по большей части французы перемерзли. Они погибли больше от голода, изнурения, беспорядка, грабительств и потери всякой дисциплины, а кавалерия – от тех же причин и от весьма дурной и безрассудной ковки лошадей».
«8-го декабря пришли в город Ошмяны, – вспоминал артиллерийский офицер Илья Радожицкий. – В стороне от большой дороги при городе навалено было в снегу несколько сотен обнаженных трупов. Это была для нас последняя картина бедствий, постигших неприятеля: различное положение скорченных тел, искривленные лица, сжатые кулаки, иногда оскаленные зубы, выпуклые, блестящие глаза – все это резкою печатью выражало ужасные страдания и последние муки погибших. Тела были навалены одно на другое в таком положении, как люди в борьбе со смертью замерзали: иной сидел, оскалив зубы, другой стоял с поднятым кулаком, третий с распростертыми руками глядел, выпучив глаза, иной лежал на спине, поднявши ноги, а иной стоял на голове вверх ногами. Вид человеческих тел, превращенных в столь искаженных истуканов лютым морозом, приводил в содрогание сердце каждого зрителя и заставлял с ужасом отходить от этого живого кладбища».
С Императором в Париж отправятся двести человек гвардейцев. Так приказал он сам. Вместе с ним в дормез[231] садятся граф Дарю и Арман де Коленкур. И еще секретарь Райневаль. Итак, в дормезе трое – Дарю, Коленкур, Райневаль. А где же Бонапарт? Тс-с… Его нет. Есть только эти трое. Ибо секретарь Райневаль – и есть… Император[232].
Как метко заметил Эмиль Людвиг, «это уже его пятое имя; четвертым было Наполеон».
Париж… Париж…
* * *
…В середине декабря 1812 года в ресторан у центральной площади прусского городка Гумбинен ввалился некий лохматый бродяга. Нечесаный, со спутанной бородой, грязный и в лохмотьях, он вызывал вместе с жалостью еще и раздражение – не место здесь таким, как он! Когда сидевшие за столиками французские старшие офицеры обратили на него внимание, первым желанием всех было выпроводить непрошеного гостя взашей.
Однако бродяга неожиданно заговорил по-французски:
– Господа, не спешите меня выпроваживать – можете потом об этом пожалеть!..
Теперь уже все повернули головы к говорившему. А тот продолжал:
– Вы разве не узнаете меня? – Я – тот самый арьергард Великой армии, который все это время прикрывал вас. Я – маршал Ней…
* * *
Из более чем 600 тысяч вторгшихся на территорию Российской империи вражеских солдат общие потери наполеоновской коалиции составили 570 тысяч личного состава, включая пленных. Из 200 тысяч лошадей погибли 150 тысяч; из 1300 орудий было вывезено не более 250. Из покинувших Москву 100 тысяч человек Неман перейдут не более 30 тысяч[233].
Армия Наполеона Бонапарта была уничтожена.
28 ноября (10 декабря) 1812 года русские полки войдут в Вильно. Сразу после этого генерал-фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов объявит по армии: «Война окончилась за полным истреблением неприятеля».
Кутузов победил. Правда, если б его об этом спросили, мудрый фельдмаршал непременно бы добавил: «Не я – русский солдат…»
И был бы прав.
III
После московской катастрофы меня уже сочли было политическим трупом, но все еще оставались я сам и мое имя, и вот уже через три месяца я вновь явился во главе двухсот тысяч моих солдат.
Фуше – пример единственный; я не знаю другого человека, который бы, переходя различные и резко противоположные эпохи, был всегда осыпаем почестями и почти не испытал немилостей.
Наполеон остается без личного врача. – Франческо Антоммарки. – Пленник превращается в «плантатора». – Cherchez la femme-2: размышления Бонапарта о женщинах и адюльтеры на острове. – 1813 год: бегство из России и возвращение во Францию. – Смерть генерал-фельдмаршала М.И.Кутузова. – Гибель Дюрока. – Паук Фуше действует! – «Битва народов». – Падение Парижа. – Возвращение Бурбонов. – Ссылка Наполеона на о. Эльба. – «Сто дней». – Ватерлоо. – Триумф Жозефа Фуше
…Новый, 1820 год в Лонгвуде встречали без особых торжеств. Традиционный обед с придворными, раздача недорогих праздничных подарков… Монтолоны и Бертраны, а также их дети, визжавшие от радости при получении золотой монеты с профилем Наполеона. Все как обычно…
Необычным было другое: на этот раз во время обеда присутствовали новые лица – двое священников (отцы Буановита и Вигнали) и доктор Франческо Антоммарки. К слову, отец Вигнали имел медицинское образование, поэтому поначалу был предложен Наполеону в качестве личного врача. Однако после беседы со священником Бонапарт пришел к сакраментальному выводу: кесарю кесарево, а святому отцу – дела духовные…
Доктор Антоммарки, во-первых, был корсиканцем, а во-вторых, кое-что смыслил в хирургии. Возможно, именно эти два обстоятельства и решили исход дела: Наполеон дал согласие на то, чтобы его личным врачом стал именно земляк с Корсики.
За последний год Пленник стал чувствовать себя несколько лучше. И это несмотря на то что он уже позабыл, когда садился на коня. Отдых, горячая ванна, потом пешая прогулка – это и есть ежедневный распорядок дня, который, как хотелось бы верить самому Наполеону, должен был окончательно расправиться как с «крысой», так и с целым букетом непонятных хворей, терзавших бедный организм.
Год назад, в середине января 1819 года, приступ загадочной «климатической болезни» едва не свел Пленника в могилу. В ночь на воскресенье 17 января на фоне сильных головных болей у Бонапарта внезапно нарушилось дыхание, пошли судорогами мышцы, а потом случилась потеря сознания. Гофмаршалу Бертрану ничего не оставалось, как послать за доктором Стокоу – флотским врачом-хирургом с флагманского корабля «Concueror», стоявшего на якоре в бухте Джеймстауна. Однако Стокоу сильно припоздал, явившись в Лонгвуд лишь под утро, когда Наполеон, уже придя в себя, спал крепким сном. Будить его никто не стал.
Тем не менее врача пришлось вызывать еще дважды. Диагностировав у пациента гепатит, доктор Стокоу во избежание апоплексического удара был вынужден назначить кровопускание.
За завтраком мадам Бертран спросила лекаря, согласился бы он стать личным врачом Императора, если для этого ему пришлось бы оставить военную службу? На это Стокоу ответил:
– Почему бы нет, мадам? Посчитаю это за честь. Однако все будет зависеть от моего руководства…
Позже Джон Стокоу так вспоминал о своей первой встрече с Наполеоном: «В одно мгновение мое мнение о Наполеоне изменилось; он так отличался от того образа, который я заранее составил о нем; после двухминутной беседы мне
