Шрифт:
Закладка:
– Я думаю, что вам, Рат Громов, нужно быть осторожнее и ответственно подходить к обучению, – сказав это, учитель тут же вернулся за стол и уткнулся в электронный журнал. Затем, не поднимая глаз, бросил: – Вы свободны.
Остальные предметы быстро пронеслись друг за дружкой и вот, наконец, первый учебный день в новой школе закончился. Рат закинул рюкзак за плечи и направился к выходу. Школьников, торопящихся домой было много и среди этой толпы, будто никто и не замечал, а может делал вид, что не замечал, как Скалин травил своего одноклассника. Громов узнал в жертве буллинга зажатого мальчика, который все перемены сидел в классе и что-то с упоением рисовал. Теперь же его светлые глаза были полны страха. Мирон Скалин схватил мальчишку за шиворот и тряс, как тряпичную куклу, подтянув вверх так, что тот едва касался носками убитых ботинок пола.
– Куда дел мой шейкер, фрик!
– Да не трогал я его, честно – отчаянно хныкал мальчик. – Я вообще не знаю, что это такое.
– Ты один оставался в кабинете, а когда я вернулся его уже и след простыл, – рычал Мирон. – Рядом с тобой постоянно пропадают вещи… Я уже предупреждал, что воровства терпеть не могу и задам, как следует, если поймаю.
Подросток, так напоминающий медведя, занес кулак над побледневшим сжатым, в ожидании удара, лицом одноклассника, но тут из толпы показалась фигура Кочевого.
– Кхе-кхе, – привлек к себе внимание учитель.
Мирон тут же отпустил свою жертву. Константин Романович молча смирил обоих взглядом черных глаз и отправился по своим делам. Как ни удивительно, Скалин действительно дал однокласснику уйти с миром.
Рат Громов вышел из здания на улицу. Холодный ветер сразу же хлынул ему в лицо, и мальчик сжал шею, прячась от него в поднятый воротник куртки.
С утра снег яростно заметал город, а потому дороги даже не пытались расчищать и теперь каждый шаг сопровождался забавным хрустом, слышным со всех сторон. Мужчины и женщины пробирались между сугробами и устало переваливались с ноги на ногу, точно пингвины, и при этом сердито вздыхали, сетуя на проклятую зиму, ненавистный снег, работу, что их не щадит, и жизнь в целом. Вряд ли кто из них откровенно признается, но сдается, что вечные жалобы – это весьма увлекательное занятие для взрослых, возможно даже приятнее, чем просмотр телевизора по вечерам, иначе зачем тратить на него так много времени? Другое дело дети – им все в радость. Даже сейчас, они мчатся по сугробам, падают, но от этого лишь веселее смеются и не чувствуют никакого холода.
Зимний день на глазах сменялся сумерками. Рат не спеша направился к дому, но тут увидел впереди идущую девочку в темно-зеленой куртке и теплой серой шапке, из которой выпадали голубые косички. Это была Эмма Уварова. Рат не стал догонять ее и продолжал идти, отставая метра на три. Вдруг она остановилась, сбросила лямку рюкзака с плеча и принялась в нем копаться. Рат вовсе не преследовал ее, но, когда девочка замерла, он машинально сделал то же самое. В конце концов, она достала какой-то длинный упакованный предмет. Не поворачивая головы, Эмма громко спросила:
– Ты так и будешь там стоять?
Громову стало жутко неудобно. Он прокашлялся и быстрым шагом поравнялся с одноклассницей. Ветер окатывал их, точно морские волны. В лица летели снежинки, а некоторые из них оседали на ресницах. У обоих подростков изо рта вырывался пар, а щеки раскраснелись от холода. На площади рядом со школой радостно звенели голоса детей из младших классов.
Эмма протянула ему ту самую длинную картонную тубу, которую достала из рюкзака. На картоне было выведено красными буквами название: «Скич».
– Это такие высушенные трубочки с разными начинками – скичи. Их делают на хлебном заводе, который принадлежит моей семье. Мои любимые с острым сыром. Есть еще с мясом, фруктовые, карамельные, ореховые и даже цельно зерновые со шпинатом. – Услышав про шпинат, Рат скривился, а Эмма улыбнулась и продолжила: – да, я тоже не питаю страсти к нему. Так что, попробуешь?
Рат взял скич из левой руки девочки, укрытой от холода пушистой серой перчаткой, и принялся жевать хрустящую трубочку с мягким перченым сыром внутри. Эмма же в считанные секунды сточила свой скич и полезла за вторым.
– Значит, у твоих родителей имеется завод? – спросил Рат.
– Ага и ему уже тридцать шесть лет. Скичи были придуманы еще моей бабушкой в качестве удобного перекуса для деда, когда тот отправлялся на охоту. Я их тоже люблю и всегда с собой таскаю по нескольку штук. Находиться подолгу без еды для меня страшная пытка.
Взгляд Громова скользнул по щеке, которую разрезал почти до самых губ тоненький шрам.
– Твой дедушка брал тебя на охоту?
– Нет, что ты, он умер, когда мне было пять лет. А это, – она провела указательным пальцем по шраму, – это… в общем, как говорят: сила есть, ума не надо.
Рат вспомнил свою неуклюжесть. Как сломал нос Дюжину или завалил декорации в День открытых дверей в приюте. А тот случай с мячом и окном директрисы… Он всегда был сильным, вот только управляться со своей силой толком не умел. Так что эта фраза была ему хорошо понятна.
Эмма задумчиво уставилась вдаль Приречной улицы, где виднелся дом, с бордовой крышей и высоким забором, а через три от него и дом Громовых.
– Ты ведь уже знаешь, что Грувск основали три семьи, верно? – уточнила она.
– Да, тетя говорила мне, что Громовы приехали одни из первых в город.
В глазах Эммы сверкнул любопытный огонек.
– Точно-точно… А больше она ничего не говорила?
– Не то, чтобы мы с ней много общались за эти несколько дней…
– Понятно, – оборвала его девочка. – В общем, в 1816 году здесь построили дома первые три семьи – ГРомовы, УВаровы, СКалины. Да-да, начала наших фамилий заключены в названии города, а мои, твои и Мирона предки были его основателями и близкими друзьями. Три наших рода связаны дружбой дольше, чем два века и это многое значит, поверь.
– По вашим теплым отношениям с Мироном так и не скажешь, – усмехнулся Рат.
Эмма закатила серые глаза и раздраженно выдохнула.
– О, духи! Он меня выводит из себя всю мою сознательную жизнь и, признаюсь, это порядком достало. Но наши родители общаются, мы ходим в один класс, а дедушка Мирона…, – она вдруг осеклась и округлила глаза будто сказала то,
