Но сейчас… Вокруг фонаря вились снежинки, с бутерброда в тапки сыпались крошки, а я улыбалась шире двери. Если бы захотела выйти из кухни, так и застряла бы в проеме.

Пискнул телефон.

Воцап. Ник.

«Спокойной ночи, Женя!»

«Спокойной ночи», — ответила я, не с первого раза попав по стрелочке отправки.

Вино? Да нет, вино давно выветрилось. Просто… просто…

А кстати, я вспомнила, о чем дважды начинала думать — и дважды меня что-то сбивало.

Чтобы случайно ехать мимо моего дома, надо было сначала узнать, где я живу. Неважно каким образом. А зачем узнавать, если есть телефон и можно позвонить? Наиболее очевидный ответ: чтобы якобы случайно проехать мимо моего дома, остановиться и позвонить. Ему повезло, что я и правда живу по этому адресу, да еще и оказалась дома. То есть рядом с домом, но это уже неважно. Тут как раз и была единственная случайность.

Это показалось таким нелепым и таким забавным, что… твою мать, у меня треснула губа. Не резиновая ведь, чтобы ее так растягивать.

Слизывая кровь, я села за компьютер — и тут улыбка свернулась сама собой.

Это что? Блядь, что это такое, а?!

Когда тебя любят читатели, это зашибись как приятно. Но кормят автора все-таки продажи. А продажи — это циферки. Вот циферки и двинули мне под солнышко. Таких ужасных за первые два дня у Нины еще не было. Даже без рекламы. Обычно любая книга за неделю влет набирала тысячи полторы, а то и две библиотек и вылезала в первую сотню жанра. Конечно, топы над этим посмеялись бы, но Нинка не была топом и не писала в тренды. Нас с ней вполне устраивало.

Сейчас библы застыли на условно красивой цифре 222 — даже меньше, чем было утром. Рейтинг умер на рубеже второй тысячи. Поглавная статистика намекала, что читатели заглядывают и убегают, теряя тапки.

«Леш, — написала я таргетологу, — а чего у нас за пиздец такой творится?»

«Да хз, — тут же прилетело в ответ. — Не идет что-то. Третий раз объявление меняю, и все мимо. Может, тебе начало переписать?»

Это мы уже проходили. У Жанки была одна провальнейшая книга, на которую даже подписку не удалось открыть. Так и писала бесплатно, потом подала на продажу уже готовую. Четыре раза переписывала пролог — не помогло. Покупали ее только по скидке, по одной-две штуки. Наверно, это величайшая загадка самиздата: почему одну книгу даже без рекламы рвут из рук, а другая, вполне цашная, не заходит от слова совсем, сколько бабла в нее ни вбухай.

«Так, ладно. Поменяй еще разок и крути самое удачное. До конца недели. Потом тормознем до подписки и продолжим. Если что — запишем в плановые убытки».

Свифт, описавший войну между тупоконечниками и остроконечниками, обзавидовался бы, узнав о будущей дискуссии сетераторов на тему «удалять — не удалять». Одна партия уверяла, что книгу, не набравшую за первые три дня триста (пятьсот, восемьсот, тысячу) библиотек, надо сносить и писать новую, потому что впахивать три месяца для двух десятков реальных читателей — потеря времени и финансовый убыток. Другие считали, что подобные фокусы подрывают доверие к автору, а заодно и к чтению в процессе в целом.

Я полностью поддерживала партию «не удалять» и дописывала неудачную книгу, пусть даже для полутора упертых землекопов. Но у меня финансовые потери Нины и Жанны компенсировались доходами Джо и Аркаши. Эта парочка чутко реагировала на спрос и выдавала соответствующий продукт, тогда как Нина и Жанна олицетворяли компромисс между читательским и авторским «хочу». Иными словами, мы с ними писали то, что требовала аудитория, но так, чтобы не приходилось ломать себя через колено. Это не приносило много денег и популярности, зато доставляло удовольствие.

Тогда почему я так расстроилась из-за этих несчастных двухсот двадцати двух библиотек?

Да потому что это прошито в каждого автора, даже если его единственный фанат он сам: быть читаемым и любимым. И никакие доводы разума и здравого смысла ничего с этим поделать не могут.

Глава 10

Мое утро сделал фидбек на свежевыложенную третью главу. Ту самую, где Ирина распугала шакалят в подворотне, а потом они с Кириллом сидели в ресторане.

Читательский отклик — вещь такая… Если его нет, кажется, что пишешь в пустоту. Если он есть… ну, тут свои нюансы.

Когда я только начала писать, часто сталкивалась с мнением, которое выдавали за аксиому: автор должен быть благодарен любой критике и просто обязан ей радоваться.

Так вот… не должен и не обязан. Потому что профессиональные критики, кстати, тоже далеко не всегда объективные, на сетературу свой взор обращают редко. Девяносто девять процентов всех отзывов в сети — это сугубо оценочное мнение, оно же вкусовщина. А автор ничем не отличается от кошки, которой доброе слово приятно, а недоброе, соответственно, нет.

Разумеется, я не могла нравиться всем, это было бы странно. Однако знание того факта, что кому-то мое творчество не зашло, вовсе не повышало качество как моих книг, так и жизни в целом. Когда-то я сильно расстраивалась из-за каждого негативного отклика. Любой автор знает: один такой нежданчик в плане эмоционального воздействия весит больше, чем десять позитивных комментариев. Пришлось приучить себя к тому, что любое упоминание имени в сети — это бесплатная реклама.

«Мама, я в телевизоре». Да будет хайп!

Мои постоянные читатели знали, что я пишу с реактивной скоростью, делаю миллион опечаток и рожаю монстров с головой от одного слова и хвостом от другого. Все это, конечно, при вычитке выпалывалось, но иногда что-то пробегало мимо глаз. Чужие ошибки я ловила на лету, свои могла и не заметить, углубившись в содержание. Тех, кто подбирал их и нес мне в клювике, готова была обцеловать с ног до головы. Еще, например, могла перепутать имя второстепенного героя или цвет его глаз. Когда тыкали в это носом, тоже была крайне признательна. А вот говноязыких «критиков», пишущих: «автор бездарь, герой мудак, героиня дура», сладострастно кидала в черный список, где они могли давиться ядом до скончания века.

Однако самая мерзкая порода хейтеров — это убитые из пушки в голову фанаты других авторов. Даже если обходить их кумира по дуге в триста гигабайт, запросто может прилететь только за то, что тебя любят читатели, отозвавшиеся о нем без пиетета.

Я легко могла вообразить, как такая обожательница с лупой просматривает мой текст, находит пропущенную опечатку, делает скрин