не получалось. Он был непроницаемо спокоен, но что пряталось за этой маской? Чем-то расстроен? Встревожен? Или просто задумался? Вчера, рассказывая о катастрофе и травме, Ник неожиданно раскрылся, я почувствовала это. Но сейчас снова был закрыт на все замки, закован в броню. Неужели мне не удастся сквозь нее пробиться?

Вдруг показалось, уже не в первый раз, что не хватает воздуха. Совсем немного, на половинку вздоха. Или на четвертинку. Как тогда, в лесу, когда он подошел и спросил, нет ли у меня троса. Снег, алые всполохи на его лице, мягкие обертоны голоса… Метель, низкое давление.

Нет, не поэтому. Только теперь я поняла, в чем дело. Между нами с самой первой минуты завязался странный безмолвный разговор, где-то очень глубоко, глубже Марианской впадины. Не постоянно, а словно волнами — они накатывали, замирали на мгновение и снова уходили. И было в этом диалоге что-то очень тонко, неуловимо эротичное.

Как нижняя нота духов, рождающая шлейф. Как послевкусие дорогого вина. Как тающая нега на подушечках пальцев, когда погладишь мех, бархат или шелк. Немного напряженно. Немного тревожно. Тот флёр, который превращает банальный секс в мистический, волшебный ритуал.

Остановившись на светофоре, Ник поймал мой взгляд и точно так же — едва заметно, неуловимо — улыбнулся, краешками губ, но больше глазами. И мне вдруг стало страшно. Это был тот самый мучительно сладкий, томительный страх, как во время поцелуя в лесу.

Предвкушение, заставляющее балансировать на краю, прежде чем сделать шаг вперед.

Я призналась себе, что хочу его. Не просто абстрактно — а могу представить, как это может быть… как это будет. И неважно, когда все случится — сегодня, через неделю, через месяц. Тогда, когда будет нужно.

Хотя… латина — она такая, опасная. Это тоже эротика — растворенная в звуках, в ритме, в горячих прикосновениях и взглядах глаза в глаза. Случайно ли я выбрала «Эль Пульпо» — или мне подсказало желание из той самой глубины, темной, как пульсирующая в висках кровь?

В ресторане за шесть лет многое поменялось. Я слышала, что он закрывался на ремонт, интерьер почти полностью стал другим. Ну и отлично — меньше ассоциаций.

— Эль пульпо? — положив перед нами меню, официант дежурно предложил коронку.

— Будешь? — спросила я Ника. — Осьминога на углях?

— Да нет, спасибо. Пока подумаем, — он открыл меню и быстро пролистал страницы. — Мы что, есть сюда пришли? Может, большой морской коктейль на двоих и минералки? Кстати, роскошно выглядишь.

— Спасибо. Коктейль — годится.

Мы таскали с блюда мелких морских гадов, болтали о чем попало, а я прислушивалась к музыке, прикидывая, с чего начать. Вечеринка набирала обороты, на танцполе уже стало тесно. Здесь танцевали в основном клубное, да я и не сильна была в классических самбе или румбе. Бачата и кизомбе попроще, но для первого раза слишком чувственно, это будет мешать. Наверно, лучше сальсу, уж ее-то трудно испортить, лишь бы с ритма не сбиться.

— Женя, мы так и будем сидеть?

Музыканты после короткого перерыва заиграли снова, Ник поднялся и подал мне руку.

Меренге?! Ну, блин, ты сам напросился, потом не жалуйся.

Глава 11

Я надеялась, что Ник сможет под меня подстроиться, но уже после первых шагов с изумлением поняла, что подстраиваться придется мне. Мышечная память — самая крепкая из всех возможных, однако шестилетний простой и недостаток физической активности тут же дали о себе знать. Что там короткая утренняя зарядка, такие же короткие прогулки и воркауты между делом!

В тридцать лет я была просто сдвинутой ЗОЖницей. Когда ребенок подрос и не требует ежеминутного внимания, с мужем тухло, а любимой работы нет, женщина обычно ищет что-то, чем можно раскрасить жизнь. Собака или кошка, шопинг, кулинария, кино, любовник — и так далее. Я сфокусировалась на здоровом образе жизни и красоте.

Сейчас обо всем этом вспоминалось с недоумением. Безлимитка в фитнес- и велнес-клубы, куда ходила каждый день, а то и по два раза. Пешие челленджи. Правильная еда из эко-магазинов по цене бриллиантов. Пищевые добавки горстями. Салоны красоты со всеми возможными и невозможными процедурами. Регулярные медицинские осмотры и анализы.

Захар сначала одобрял, потом это стало его раздражать.

Жень, тебе бы притормозить немного, осторожно говорил он. Любое хорошее дело можно довести до абсурда, если не знать меры.

Я злилась, поскольку считала, что с мерой у меня все в порядке. И со всем остальным тоже. Но Захар, видимо, был с этим не согласен. Поэтому, наверно, и свалил всего через четыре года к Регине, которая подобным фанатизмом не страдала, но выглядела на все сто.

С ЗОЖем было покончено. Сначала от переживаний, а потом я стала писать. Но, видимо, задел был основательным, потому что даже теперь, при откровенно нездоровом образе жизни, я сохранила фигуру, выглядела моложе и чувствовала себя получше многих ровесниц.

Да, прежней легкости мне сейчас не хватало, но она окупилась кое-чем другим. Справившись с мгновенной растерянностью, я окунулась в танец, от которого буквально сносило крышу.

Захар был предельно техничен: каждое движение отточено, выверено, ничего лишнего. Ник танцевал иначе. Может, не так идеально, но с грацией дикой черной кошки, под вкрадчивой мягкостью которой скрываются стальные мышцы. Сегодня на нем был темно-серый костюм, пиджак он снял, и черная облегающая рубашка еще больше подчеркивала это сходство.

Меня словно окутало каким-то силовым полем, встроило в систему. Я угадывала, нет, предугадывала каждое его движение, отзываясь даже на самое легкое касание. Ник вел — и я подчинялась, потом вдруг передавал инициативу мне, словно сдавался на милость победителя, но тут же снова перехватывал ее.

Это был чистой воды секс.

Потому что меренге — это и есть танец о сексе. Еще более чувственный, чем бачата. Темп, ритм, тесные объятия, эротичные движения и недвусмысленные прикосновения. Его главная сложность — избежать вульгарности, особенно в движениях бедер. Не показать секс, а лишь намекнуть на него, обозначить, оставив простор для самой разнузданной фантазии.

Свет бликовал на красном шелковом поясе, бросая отблески на черное и на лицо Ника. Все тот же адский огонь, снаружи и изнутри. Да, как же я угадала вчера! Сейчас он был полностью открыт и тянул в это пламя меня, а я охотно летела — как бабочка, не боясь опалить крылья. Купалась в нем, наслаждалась, растворялась…

Музыка кончилась внезапно, как будто обрезали ножом, и тут же началась медленная сальса, но Ник за руку повел меня к столу.

— Отдышись, — подождав, пока я сяду,