— Меня тоже за все постоянно ругают… — услышала она спиной слова гостя.

— И она тоже? — не унимался брат.

— И она. И тетка. И мать… — сказал гость и замер на секунду. — И отец. Отец больше других.

— Меня папа никогда не ругает.

— А надо бы! — буркнула Соня и села сбоку, подальше от большого и маленького представителя сильного пола. — Отпей из чашки.

Тихон наклонился к синему ободку и втянул губами чай. Шумно.

— Тише… — сказала Соня совсем негромко и с опаской покосилась на Романа.

И верно сделала: он следил не за невоспитанным Тихоном, а за ней. Пришлось снова смотреть в стол и в блюдце, полное воды.

— Из блюдца тоже выпей.

Тихон подчинился.

— Не переживай. В следующем году она добрее будет, — подмигнул брату гость.

Она за секунду до этой фразы против воли подняла на Романа глаза и поймала эту улыбку.

— Честно? — почти что взвизгнул Тихон.

— А мы сейчас наколдуем ей доброты, — нагнулся Роман к ребенку. — Ты умеешь колдовать?

Тихон тряхнул головой.

— Научу… Хотя я тоже не умею, но у меня тетка фея, добрая. Она умеет колдовать, и я однажды подсмотрел. Нам потребуются розы…

— С торта? — заинтересованно спросил Тихон, а Соня сжала губы, чтобы не огрызнуться про сладкое.

— Нет, но есть мы их все равно будем.

— Зачем?

— Чтобы съесть всю ее злость, по лепестку за каждый год. Сколько нам потребуется лепестков?

Спросил у Тихона, не у нее — она и не станет ничего отвечать.

— Восемнадцать. Но я столько не съем. А меньше можно? Ты съешь один, а я — восемь. Это какие свечки у неё на торте были.

Он сдурел, что ли? Не Тихон, а Дед Мороз! Мозги замерзли? Так пусть горячим чаем их отогреет и вместе с тортом язык прикусит! А то разговорился тут…

Соня почти готова была все это высказать! Нужно торопиться, пока возмущение заместило в душе смущение, и она перевела горящий взгляд с опешившего брата на такого же растерянного теперь гостя. Что, передумал жрать цветы? Ну да, это ж не соседская герань! Если он еще детские сказки помнит… Или только козлиную бородку решил отрастить?

— Ну, я думаю… — выдал гость медленно. — Она не всегда злой была…

— Я ее только пять лет знаю…

— Тогда пять съедим… Я могу за тебя съесть…

— Хватит!

Соня вскочила, схватила вазу, которую до этого задвинула к окну, и вылетела с цветами в прихожую, а там ринулась прямиком в комнату и поставила на бывший свой письменный стол: сейчас там исключительно Тихон рисовал и прописи писал. Ее старый ноутбук прописался под кроватью. Сейчас ей самой хотелось там спрятаться и не вылезать, пока этот козел не уйдет.

— Не злись… — проговорил Роман, когда она вернулась на кухню, но все же встала в дверях.

Соня надеялась, что он не видит, как у нее блестят глаза: лишь чудом она удержалась от рыданий.

— Мы с Тихоном три розочки с торта на двоих съели, — продолжил Роман тихо. — Столько вы одни живете?

Соня молча села на свой стул и придвинула к себе блюдце с тортом, так и не сказав гостю ни слова. Роман перегнулся через стол и осторожно пододвинул к ее краю чашку с чаем.

— Торт слишком сладкий. Я согласен. В другой раз возьму Прагу. Она, кажется, не такая приторная. Ты пятого работаешь, а третьего?

— И третьего работаю, и второго, и четвертого. Меня слишком много замещали на этой неделе.

Соня прятала глаза в чашке. Сейчас как спросит, где она работает. Будет стыдно сказать про магазин. Не спросил. Она подняла глаза: снова смотрит на нее и очень внимательно. Как может спросить? Тогда Тихон поинтересуется, а почему ты про мою сестру ничего не знаешь?

И не надо ничего знать! Потом она скажет Тихону, что поругались, и Рома больше не придет.

— А с кем Тихон будет все выходные? Садик же закрыт.

— Два дня с папой, а один день соседка обещала присмотреть. Мы специально подгадали, что папа в праздники работает, а я после.

— И сегодня работает?

— Да, в ночь уйдет.

— И вы одни Новый год встречать будете?

Соня пожала плечами.

— Ну и что… Мы спать ляжем. Сразу после курантов, если Тихон досидит.

— Я досижу! — проговорил брат гордо и принялся облизывать от крема ложку.

— А поехали все к нам на дачу? Мы с теткой, которая фея, тоже одни. И тоже собирались после курантов лечь спать. А утром на квадроцикле пойдем кататься. Ты катался на квадроцикле когда-нибудь? — смотрел этот сумасшедший Дед Мороз уже на Тихона.

Только отсутствие его взгляда не вернуло ей дар речи.

— Нет. А что это такое? — молотил языком Тихон.

— Завтра увидишь. Так не объяснить. Машинка детская, только без управления. Мне Дед Мороз в прошлом году подарил…

— Тебе? Ты же большой.

— И машинка большая…

8. Мышеловка захлопнулась

И он большой дурак. Но что поделать… Раз сказал А, будет делать и Б: бедовое дело. Дед Мороз подобную дурь одобряет, наверное. Тетя Женя… Ну, Женьке деваться некуда. Племянники, как соседи, их не выбирают…

— И еще у нас собака там. Большая! Дворняга, зато добрая… Она любит за квадроциклом бегать и лаять. Громко. Очень громко!

А Соня продолжала сидеть тихо, очень тихо. Ну чего молчит? Послала бы уже его с дурацким предложением. И делов! Сказала бы Тихону, что папа никуда их не отпустит. Еще и непонятно к кому! И этот непонятно кто сказал бы ей за это спасибо… Самому страшно, что делает и главное — зачем…

Потому ли, что действительно сестрой оказалась? Да еще такой маленькой! Будто мать-одиночку не пожалел бы? Пожалел… Поэтому и на чай согласился, цветы купил… Но в гости бы не позвал. Нет, не ребенок испугал — ребенка-то он и хочет развлечь. Просто по себе знает, что брошенные и обиженные жизнью люди все до одного злыдни, даже Женька, если присмотреться, и Соня, будь Тихон ей сыном, жалость попросила бы его засунуть куда подальше.

— Сонь, ты чего молчишь? — видел Ромка уже вторую минуту только